Деликатная натура

Есть еще у нас такие деликатные и весьма скромные молодые души. Вот один из них перед вами. Он молодой научный работник, он окончил блестяще высшее учебное заведение, и голова у него вовсе не хранилище для таких предметов легчайшего удельного веса, как, например, сено или пробка. Наоборот, голова его способна рождать полновесные мысли, интересные и смелые. Недаром, профессор, его научный руководитель, всегда одобрительно хмыкает:

— Это вы хорошо придумали!

И вот он разрабатывает свою идею. Производит сотни тончайших опытов. Делает десятки сложнейших расчетов. Переживает ежедневно горесть мелких неудач и радость творческого успеха. Наконец, работа готова. Работа интересная, нужная, оригинальная. Работа эта появляется в свет. Но что мы видим! Огромные буквы громко вещают, что работа эта профессора такого-то. И где-нибудь в невидном месте микроскопические буквочки шепчут: исполнитель такой-то. А иногда он и вовсе отсутствует.

И молодой «исполнитель» молчит. Он так скромен, так почтителен к старшим, к их ученым званиям и большой бороде. Он даже сам с блаженной улыбкой услужливо воздевает венец славы на главу своего почтенного руководителя. Он и не подозревает, что подобные деликатные натуры были осмеяны еще более ста лет тому назад словами Грибоедова в его комедии «Горе от ума»:

«В мои лета не должно сметь 
Свое суждение иметь».

Есть еще у нас такие деликатные и скромные молодые души!

Принципиальные противники

Их можно увидеть среди постоянных "жителей" танцевальных площадок. Реже на спортивных стадионах. Они почти совсем не ходят в театр, а кино посещают больше всего потому, что там темно. Из всех музыкальных инструментов они предпочитают патефон. В газетах их интересуют только происшествия и лица, меняющие фамилии. Книги они любят только толстые, с твердыми переплетами: именно на эти книги удобнее всего ставить горячий чайник или утюг. Эго они носят берет на правом ухе, коротенькие пиджачки и галстук, цвета взбесившейся лососины. В стахановском движении они признают только одно — высокие заработки. Но для этого нужно производительно работать — состояние им несвойственное. Вот почему они "принципиальные противники" этого движения.

Чудесный дом

Р. КРОНГАУЗ, Фото Б. ИВАНИЦКОГО

«Если бы 20-25 лет назад перед нами раскрылась дверь в это изумительное здание, нам показалось бы, что мы перешагнули через столетия и очутились в будущем. Мы росли не так. В детстве своем только робко мечтали о сказочных дворцах. Здесь же увидели мечту нашу, воплощенную в действительность».

Так записали в книге впечатлений писатели Новиков-Прибой и Перегудов, посетив чудеснейший дом на площади Тевелева в городе Харькове.

Вечерами дворец Пионеров и Октябрят имени П. П. Постышева бывает особенно торжествен. 62 прожектора кутают его с улицы в яркие потоки цветных огней. Как бы весело приглашают в дворцовые хоромы четыре мраморных, трубящих в горны пионера, украшающих фронтон белоснежного здания.

Веселая шумливая толпа детей растекается по многочисленным в бархат и мрамор одетым комнатам.

Ни в одной стране мира дети не имеют такого огромного, увлекательного клуба. Здесь... 232 комнаты!

Даже в сказке мечта не бывает чудесней! На улице еще лежит снег, мальчишки катаются на коньках и только что в вестибюле они отряхивали иней с валенок, — а здесь все так напоминает юг.

Романтика профессии

Е. КОНОНЕНКО

У многих юношей и девушек нашей страны существует совершенно неоправданное предубеждение к профессии учителя. Эта благородная и увлекательная профессия, значение которой возрастает у нас с каждым днем, кажется молодежи невероятно скучной. Почему?

— В самом деле почему? — восклицает Павел Алексеевич Фаворский.

Павел Алексеевич — учитель математики московской школы имени Радищева. Павел Алексеевич — человек, влюбленный в свою профессию.

— В самом деле — почему? Я сам нередко толкую с юношами и девушками, кончающими школу, — немногие из них хотят быть педагогами. Напротив, я бы сказал, что они испытывают даже какое-то отвращение к этой профессии.

...Почему? Пожалуй, отчасти потому, что до революции учитель десятками лет испытывал угнетение от власть имущих. Это был — затравленный человек.

Когда читаешь Глеба Успенского, Чехова, Короленко, которые часто показывали жизнь учителя, становится просто страшно.

Краткая биография

Федор РЕШЕТНИКОВ широко известен нашей молодежи как талантливый художник. Он долгое время был беспризорником. Но комсомол сумел вывести его на путь трудовой жизни. В 1926 году он вступает в члены ВЛКСМ. В 1933 году получает орден Трудового Красного знамени за участие в героическом ледовом походе на "Сибирякове". В 1935 году мы видим его среди отважных челюскинцев. Правительство награждает его орденом Красной заезды.

Родители умерли, когда я был мальчиком. Кормильцем семьи остался старший брат. Детство мое прошло на колесах, — жить приходилось там, где находилась работа.

Путешествие в пространство и время

Ник. МАРКЕВИЧ

Знакомство с профессором произошло по телефону.

— Хорошо, — сказал профессор, — встретимся сегодня, приходите к семи часам в университет.

В назначенное время я был в университете. В небольшой комнате стояло несколько простых столов, вдоль стен вытянулись книжные шкафы, небольшая лампочка освещала эту незатейливую обстановку.

Профессора еще не было. За дальним столом сидел студент. Он склонился над раскрытой тетрадью. При моем входе он не поднял даже головы, увлеченный работой.

Прошло полчаса томительного ожидания. Что было делать? Осуждать профессорскую рассеянность?

Хлопали двери огромного здания, начатого постройкой еще при Петре и назначавшегося для его 12 коллегий. Потемневшее окно светилось, как огромный негатив. В окне отражалась фигура склонившегося над столом студента. Я стал наблюдать за ним из-за раскрытой газеты. Определенно можно было сказать только одно: он был очень молод. Ему могло быть от 22 до 25 лет. Простое, с крупными чертами лицо. Смуглость кожи и черные волосы выдавали в нем южанина. Что он делал в университете? Об этом гадать было бесполезно — здесь архангельские грузчики становились математиками, краболовы с Тихого океана — географами, слесаря мечтали об астрономии и хлопководы Средней Азии изучали законы биохимии.

Изображение на стекле заколебалось. Раздался шум резко отодвинутого стула. Человек встал. Он потушил настольную лампу. Стоя спиной ко мне, он надевал клетчатую серую кепку и пальто, обматывал шею шарфом. Проходя мимо меня, он спросил:

— Кого вы ждете товарищ?

— В семь часов мне назначил встречу профессор Амбарцумян¹, но вот уже скоро восемь, а его все нет...

— Ну, что ж, — сказал молодой человек, принятый мною за студента, — давайте познакомимся, я Амбарцумян.

Конструктор

А. ГАРРИ

Десять лет назад у нас не было авиации. Летчики летали на старых потрепанных машинах, доставшихся нам в наследство от империалистической войны. О создании собственной авиационной промышленности можно было только мечтать. И об этом мечтали. Горячие головы жадно просматривали советские и иностранные журналы, в которых воспроизводились снимки иностранных самолетов.

В эти годы регулярно работала единственная авиалиния Москва—Берлин. Она обслуживалась германскими самолетами. Акционерное общество «Добролет», по правде говоря, существовало только номинально.

Энергии было очень много, много было и различных планов, но не было самого главного для осуществления этих планов — материальной части, самолетов.

*

Пионер Саша Яковлев в эти годы сидел еще на школьной парте. Он изучал русский язык, физику, арифметику, геометрию, обществоведение. Возвращаясь домой из школы, он долго провожал глазами одинокие и неуклюжие самолеты, изредка кружившиеся над Москвой. Саша Яковлев жил в эти дни тревожной жизнью юноши своей эпохи.

Алмазы

ЕВГ. БОСНЯЦКИЙ, Рисунки А. КОКОРИНА

Андреи Золотой любил врать. Врал он длинно, заковыристо и скучно. Особенно часто рассказывал он какие-то необычайные истории, будто бы происходившие с ним во время бурения. Он часто повторял свои истории, всем нам они очень надоели, но приходилось слушать, во-первых, потому, что Золотой был старшим мастером, во-вторых, потому, что было жарко, душно и никому, кроме Золотого, говорить не хотелось.

Это был огромный, рыжеволосый и какой-то плоский человек. Ему было уже за сорок, но он принадлежал к категории людей, которых до самой смерти называют парнями и зовут или по имени, или по прозвищу, а отчество или фамилию говорят только в официальных и торжественных случаях.

В бригаде его не любили, посмеивались над ним, но уважали за знание дела, решительность и быстроту сообразительности. Он считался лучшим старшим мастером во всей буровой партии, и, действительно, на его скважинах за год не было ни одной серьезной аварии. Особенно он кичился своим умением чеканить алмазы. Чеканил он быстро и чрезвычайно уверенно. Потеря алмазов в его бригаде была меньшей, чем во всех остальных.

Как правило, он чеканил ночью, когда в мастерской никого не было. Он запирал за собой дверь и начинал «священнодействовать». Мы следили за ним через окно, а он и не подозревал этого. Золотой всячески отлынивал, когда мы его просили показать чеканку. О нем было известно, что за всю свою двадцатилетнюю практику он не научил ни одного сменного мастера чеканить алмазы.

Имени X съезда

Ю. ВЕБЕР, Фото Л. РИХТЕР

Ее зовут Клавдия Круглушина. Ей всего 21 год, но она уже знатная фрезеровщица Московского станкозавода им. Орджоникидзе. В течение последних четырех месяцев она систематически выполняет свой план на 400 процентов. Она принимала участие в Первом всесоюзном совещании стахановцев. Она слушала Сталина, видела его близко и жадно ловила его слова. Она чувствовала, как у нее вырастают крылья. Перед ней открылись новые горизонты. После совещания стахановцев Круглушина вступает в комсомол. Теперь она озабочена тем, чтобы с честью нести почетное Ленинское знамя коммунистической молодежи. Она улучшает методы своей работы. Наконец, наступает один из самых радостных дней ее жизни — она устанавливает мировой рекорд имени X съезда ВЛКСМ.

Как же она добилась этого рекорда?

Круглушина готовилась к своему рекорду. Она много думала о нем, о том, как повысить производительность труда. Ей нужно было фрезеровать хомутики, идущие для станков «Фей». Это значит, что она должна разрезать фрезой у каждого хомутика ту его часть, которую будут стягивать потом болты. Делается это на горизонтально фрезерном станке «Фриц Вернер». Обычно работа эта проходила так: в большие тиски зажимались четыре хомутика, поставленные в один ряд. Затем их проводили под дисковой фрезой, и она резала хомутики. Чтобы прорезать хомутики до нужной глубины, их приходилось протаскивать под фрезой несколько раз.

И вот Круглушина пришла к начальнику цеха. У нее есть интересное предложение. И действительно, все очень просто, а результат может быть огромный. Дали Круглушиной в помощь технолога — математически рассчитать и проверить правильность стахановской инициативы.

— Я предлагаю хомутики сначала отшлифовать, а затем зажать их в тисках вот так, — говорила Клавдия...

Зодчий

Ник. АТАРОВ, Фото Л. БАТЬ и БОР. ИГНАТОВИЧ

На одесском рейде стояли французские крейсера. Шел год тысяча девятьсот девятнадцатый.

В этом южном приморском детстве Вайнштейну запомнились зимы: холод простуженных зданий, сугробы грязного снега у портовых складов, мерзлый шаг всеобуча. Шли годы двадцатый, двадцать первый.

Вайнштейн чистил винтовку, потом украдкой, стыдясь себя, измерял ее части — винтовка оказывалась в «золотом сечении». Этого быть не могло: винтовку собрали в Туле, она валялась в окопах румынского фронта, потом ее передали в резерв. Она «состояла на вооружении» пересыпского райкома РКСМ — с погнутым штыком, с несводимой ржавчиной в канале...

При чем тут «золотое сечение» — этот великий непогрешимый принцип искусства? Вайнштейн хорошо знал этот принцип гармонии частей и целого. Гармония выдерживалась благодаря тому, что соотношение целого и большей части было таким же, как и соотношение большей и меньшей части.

Быть может Вайнштейн обманывал себя при подсчетах, но все вещи вокруг него были построены в «золотом сечении». Якоря, печи, винтовки. Вайнштейн мечтал быть художником. Желания боролись в нем, мечтательность от этого вырастала.

Падал снег. Муть зимнего вечера качалась вокруг. Вайнштейн подходил к товарищу-подростку с винтовкой. Тот топал ногами, приплясывал в рваных сапогах. Жался, горбился.

— Ты стой, не шевелись, — приказывал Вайнштейн и пальцами измерял подростка — его туловище, ноги, голову. Взвод затихал, пока Вайнштейн высчитывал, делил, умножал.

— И ты в «золотом сечении». Смотри, — Вайнштейн протягивал листок с вычислениями. Взвод гоготал.

Выстрел в соседнем переулке обрывал веселье. Командир отправлял патруль. Вайнштейн уходил в темноту, сжимая винтовку. Ветер с моря. Трtпыханье теней.

— Стой. Кто идет?

Так шла молодость. Уже давно уплыли к Босфору французские крейсера. На одном из них Вайнштейн видел красный флаг.

Девять девушек

С. ТРЕТЬЯКОВ

Сидит, чуть подавшись вперед. Вытянутые напряженные руки соединены на коленях — такой хваткой держат бублик трактора, когда его дергает на промерзлых колчах осенней земли.

Прозрачный путаный чуб свалился на глаза, и сквозь волосы они поблескивают, напряженные, с холодным настойчивым блеском.

Так смотрят ночью на борозду, когда фонарь «летучая мышь» мигает от ветра, но надо не сделать огреха.

Не шутит. Не запинается в речи. Слова идут размеренные и серьезные. В голосе, сдержанном и глуховатом, иногда появляется металлический звон — это когда вспоминаются старые обиды и столь мучительно преодоленные трудности. Иногда в голос вплетается удивительно нежная мягкость — это она рассказывает про дружбу или про что-нибудь веселое, — и тогда губы подтверждают сказанное улыбкой. Только губы. Не голос, не глаза.

Восемь девушек сидят тут же рядом. У них крепкие ладони, привыкшие ворочать железо, и глаза такой ясности, будто их только что омыло дождем. Большое спокойствие в их молчании. Они знают — Паша Ангелина что сказала, то верно.

Так уж привыкли. Из законов работы выросло поведение бригады за пределами работы. Иногда сама Паша улыбается, вспоминая, как в Мосторге, боясь оторваться от нее, своей вожатой, они схватываются руками, словно в хороводе, и так идут по лестницам, и мимо прилавков, и к кассе, и сквозь подъезд в автобус.

— Будто утята, — замечаю я.

Башкир Слепников

ЕВГ. ГАБРИЛОВИЧ, Рисунки Н. АВВАКУМОВА

Башкир Слепников, двадцати двух лет, прибыл в Москву из Башкирии для работ на Метрострое. Он высадился из вагона, одетый в лучший свой серый костюм, обутый в высокие сапоги и повязанный галстуком.

Его направили в общежитие Метро строя.

*

Был вечер, в общежитии было шумно и весело. Парни, отработав дневную смену, собирались в театры, в сады, в кино. Они надевали сорочки, жилеты, башмаки; они умывались под душем, окликая друг друга по имени. Иные читали лежа на койках, другие чертили и вычисляли что-то, склонившись над столом.

Слепников оробел. Все двигалось, бурлило и пенилось вокруг него. Он был одинок среди этого шума. Никто не знал Слепникова, никто не окликал его, никто не звал его в театр, в парк культуры и отдыха. Слепников был одинок. Под ногами у Слепникова стоял чемодан, столь блестящий в Уфе, столь незначительный здесь, в столице. И склонившись над чемоданом, грустно сидел башкир, хотя он и был юношей бойким, плясуном, рисовальщиком, ударником-пастухом, премированным неоднократно у себя в колхозе.

Высокий парень хлопнул его по плечу:

— Ты что молчишь? О чем вспоминаешь?

Они познакомились. Высокий парень оказался Иваном Сазоновым, откатчиком пятой шахты. Сазонов сказал башкиру:

— Одевайся, побродим по саду.

ПУТЬ К СЧАСТЬЮ

Орденоносец МАРИЯ КЛОКОВА, Фото Л. РИХТЕР

Ватерщица Краснопресненской трехгорной мануфактуры Мария Александровна Клокова, награжденная недавно орденом Трудового Красного знамени, родилась в Едрове. В том самом Едрове, где знаменитый русский писатель Радищев задумался над судьбой крестьянской девушки Аннушки. Узнав, что у нее есть жених и что он «хочет идти на барках в Питер в работу», Радищев воскликнул:

— Не пускай его! Он идет на свою гибель. Там он научится пьянствовать... и тебя любить перестанет.

«Ах, барин, не стращай меня, — сказала Анюта, почти заплакав».

Вот о чем можно было поговорить с девушкой из Едрова не только полтора века назад, во времена Радищева, но и еще совсем недавно, каких-нибудь пятнадцать лет назад.

ХЛЕБ

Орденоносец НИНА САМОЙЛОВА

Я родилась в 1912 году в селе Хавки Виневского района Московской области. Мой отец — рабочий. Он все время работает в Москве, слесарем на термитно-стрелочном заводе.

Свои детские годы я провела в деревне, где окончила 4 класса низшей школы. В 1931 году вся наша семья переехала в Москву к отцу. Здесь я поступила на фабрику Москвошвея, но через шесть месяцев вынуждена была оттуда уйти: серьезно заболела моя мать и мне пришлось за ней ухаживать. Снова поступить на работу я смогла только в феврале 1933 года. На этот раз я попала на хлебозавод № 4. Меня направили в торговую экспедицию. Работа была несложная: нужно было подвозить хлеб и грузить его на подводы. Но и здесь я старалась работать как можно лучше, чтобы подводы, приехавшие за хлебом, не простаивали зря. Меня два раза премировали и ставили в пример другим работницам.

После решения партии и правительства об отмене карточной системы на хлеб наш завод получил задание организовать производство хал.

РАБОТА НА РЕКОРД

Орденоносец ЯКОВ БЕЛЫХ

Корпуса динамомашины обрабатываются тов. Белых на строгальном станке "Бутлер". Ползун станка вводится во внутрь корпуса. Сам корпус динамо настолько велик, что внутри его помещается не только движущийся ползун, но и половина туловища Белых, следящего за работой резца, укрепленного в суппорте ползуна.

В чем мать родила стою я перед столом призывной комиссии. Человек с военными нашивками, пошептавшись с членами комиссии, обращается ко мне:

— В кавалерию тебя, т. Белых. Коней не боишься?

От смущения и растерянности я некоторое время молчу.

— Что же, в кавалерии хорошо, — говорю в ответ и выхожу в шумную раздевалку.

Потом я шел к себе домой по улицам Енакиева, того самого местечка, где 25 лет проработал мой отец. Нажив инвалидность и кучу ребят, он вернулся в деревню. В Енакиево в 1929 году 19-летним парнем приехал и я. Год проработал землекопом, но потом решил податься в сапожники. Перешел в артель «Процевник». Отсюда и ушел в Красную армию.

Не шибко грамотным пришел я туда... Однако понимал, что недостаточно владеть клинком, винтовкой и сидеть в седле, как на стуле.

О Мите Концедалове

«Перед вами люди, вроде товарищей Стаханова, Бусыгина, Сметанина, Кривоноса, Пронина, Виноградовых и многих других, люди новые, рабочие и работницы, которые полностью овладели техникой своего дела, оседлали ее и погнали вперед. Таких людей у нас не было или почти не было года три тому назад. Это — люди новые, особенные».

И. СТАЛИН

Мой товарищ по забою

Концедалова знаю три года. Он мой товарищ по забою. Ничего плохого не скажешь о Мите, лично я не замечал этого. Он у нас лучший забойщик на шахте и прекрасный товарищ. Вот сейчас Митя учится, я уверен, что хорошо учится. Иначе и быть не может. Кто хорошо работает, тот обязательно должен хорошо учиться. Митя очень способный парень, хотя он только-только ликвидирует свою неграмотность. От него можно ждать много и только хорошее.

АЛЕКСЕЙ СТАХАНОВ (забойщик-орденоносец ордена Ленина)

Превращение

Л. ЖИГАРЕВ

В ночь на 31 августа мне даже снилось, что Стаханов дает рекордную производительность на отбойном молотке. Так оно и получилось. За ним пошел Дюканов и дал 115 тонн. Мне тоже захотелось попробовать свои силы, и я договорился с секретарем комсомола на этот счет. Мне предоставили все условия. Когда пришел на наряд, то начала играть музыка, а у меня аж фуражка соскакивает с головы от марша. С большим подъемом духа спустился в шахту и стал рубать, аж искры летят. Когда кончил 12 кутков, спросил у техника сколько времени и хотелось еще рубать, но техник мне больше не дал и погнал „на-гора“.

Я вызываю весь комсомол Донбасса на соревнование.

Д. КОНЦЕДАЛОВ

ГОД РОЖДЕНИЯ 1881

ДЕСЯТЫЙ СЪЕЗД

Пять лет прошло со времени IX Всесоюзного съезда комсомола. Как велики перемены за эти годы! Какими гигантскими успехами отмечены эти пять лет на всех участках социалистического строительства в нашей стране. Сказочно преобразилась наша пролетарская родина, страна радостного труда и счастливой жизни. Но есть одно общее, что объединяет обстановку, в которой собирается теперешний X съезд, с обстановкой IX съезда. Это бурный расцвет социалистического соревнования. IX съезд комсомола собрался после XVI съезда нашей партии. Съезд проходил в обстановке величайшего подъема и роста многомиллионного движения ударничества. В те дни мы жили под впечатлением той высокой оценки роли комсомола, которую дал наш учитель и вождь тов. Сталин. «Ленинский комсомол и руководимая им рабочая молодежь увенчивают дело соревнования и ударничества решающими успехами».

Сегодня, на X съезде комсомола, — такая же радость и бодрость. Сегодня еще больший подъем нового этапа соревнования. Сегодня вся страна наша живет всенародным стахановским движением.