Разгром белых под Уфой | ТМ 1939-06

Евг. ГЕНИН

«Дело в том, что отступавшие под натиском Колчака красноармейские части были, с одной стороны, малочисленны, с другой — переутомлены, а с третьей — мало верят они командному составу... Вот причины; а наскочит Колчак на хорошую, спаянную дивизию, доверяющую командирам и непреклонную в боях, — и продвижению будет положен конец».

Так писал в газетной заметке «Вести с позиций» комиссар знаменитой Чапаевской дивизии Дмитрий Фурманов. Эти строки были написаны 25 апреля 1919 г., в те дни, когда Колчак приближался к Волге, когда до Казани и Самары белогвардейцам оставалось каких-нибудь 80—100 километров.

В тревожные дни наступления колчаковцев предатель Троцкий утверждал, что остановить продвижение белых невозможно. Он предлагал отойти на правый, западный берег Волги. Этот предательский отход, который Троцкий лицемерно оправдывал стратегическими соображениями, передал бы в руки врага крупнейшую водную магистраль страны, отрезал бы от голодной России хлебные запасы, дал бы возможность восточной и южной контрреволюции соединить свои силы.

Ко времени своего наступления на Волгу (март—апрель 1919 г.) Колчак с помощью англичан и японцев сумел сколотить трёхсоттысячную армию. Для молодой Советской республики, страдавшей от голода и разрухи, это была грозная вражеская сила. На стороне Колчака были: английское и французское золото; опыт искушённых в боях царских генералов; чехословацкие, польские и всякие иные иностранные легионы; запасы хлеба и продовольствия; снаряжение и боеприпасы, которыми снабжали Колчака страны Антанты. Красная армия не имела материального перевеса. Перевес был в другом. Руководство коммунистической партии; боевой, революционный порыв; любовь и помощь всего народа — вот чем была сильна Красная армия, сражавшаяся за первую в мире пролетарскую родину. Белая армия не имела и не могла иметь этого оружия.

Центральный комитет партии отверг пораженческий план Троцкого. По решению VIII съезда партии и по директивам Ленина была проведена мобилизация всех сил страны для отпора восточной контрреволюции. Десятки тысяч коммунистов, комсомольцев и членов профсоюзов были направлены на фронт. Восточный фронт почувствовал прилив свежих, могучих сил.

В его рядах боролись такие бойцы, как иваново-вознесенские ткачи, такие самородки-командиры, как Чапаев, такие полководцы, как Фрунзе, такие политические руководители, как В. В. Куйбышев.

В конце апреля Красная армия нанесла колчаковцам первое крупное поражение. На южном фланге колчаковского фронта, в районе Бузулука, Фрунзе собрал так называемую Южную группу — ударный кулак, создав его за счёт второстепенных участков. Риск был велик, но велика была и цель, которой достиг Фрунзе. Этим первым неожиданным и мощным ударом он как бы подсекал под корень весь фронт колчаковских полчищ, катившихся к берегам Волги. Южная группа выходила в тыл белой армии генерала Ханжина и угрожала её коммуникационным линиям. За первым ударом, не давая опомниться колчаковцам, Фрунзе обрушил на их головы второй и третий — под Бугульмой и Белебеем. В короткий срок, между 28 апреля и 17 мая, Южная группа Фрунзе вынуждает армию генерала Ханжина к общему отходу. Инициатива окончательно переходит в руки Красной армии.

Во второй половине мая, уже после того, как Южная группа под руководством тт. Фрунзе и Куйбышева освободила от белых Бугуруслан, Бугульму и Белебей и разбила две дивизии Каппеля, ставленники Троцкого снова пытаются сорвать успех Красной армии и предлагают задержать наступающие дивизии, чтобы «упорядочить их движение». Такая задержка действительно дала бы возможность «привести себя в порядок», но только не красным войскам, а белогвардейцам, потрёпанные ряды которых стремительно откатывались к рубежу реки Белой. Весь свой авторитет, всю силу своего убеждения Фрунзе употребил на то, чтобы доказать нелепость и опасность такой задержки. Между тем белогвардейцы успели увести свои сохранившиеся силы за реку Белую и укрепиться на новых позициях.

Чувствуя свою правоту, Фрунзе, как истинный революционер, вопреки авторитету военспецов, отстаивает план немедленного движения на Уфу. 25 мая Реввоенсовет восточного фронта получил телеграмму Ленина, которая придала Фрунзе новые силы в его борьбе со ставленниками Троцкого. «Если мы до зимы не завоюем Урала, то я считаю гибель революции неизбежной, — писал Ленин. — Напрягите все силы; следите внимательно за подкреплениями; мобилизуйте поголовно прифронтовое население; следите за политработой; еженедельно шифром телеграфируйте мне итоги...»

В конце мая Фрунзе принимает на себя командование Туркестанской армией, которой было поручено разгромить колчаковцев на главном, уфимском направлении и открыть тем самым дорогу Красной армии на Урал.

В самых первых числах июня передовые красные части, преодолевая сопротивление колчаковских арьергардов, выходят на берег реки Белой. Путь Красной армии преградила широкая, полноводная и бурная река, ещё не вошедшая в свои берега после весеннего половодья.

Революционные листовки, газеты, прокламации широко распространялись среди солдат колчаковской армии. При всяком удобном случае мобилизованные Колчаком крестьяне и рабочие массами переходили на сторону Красной армии. На снимке — одна из таких листовок. Внизу на лицевой стороне билета надпись: «Действителен на одно лицо и на целую воинскую часть до дивизии включительно».

*

Достаточно взглянуть на карту Приуралья, чтобы понять важность и силу позиций, на которых закрепились белые. На сотни километров, от Оренбургских степей до камских лесов, пересекая Самаро-Златоустовскую железную дорогу, пролегает река Белая. Она тычет с юга на север, навстречу Каме, преграждая путь к предгорьям Урала. В среднем течении, в районе Уфы, река Белая разливается вширь на 200—300 метров. Её правый (восточный), возвышенный берег явно командует над левым, который, за небольшим исключением, представляет собой низменную равнину.

Уходя на восточный берег, белогвардейцы уводили с собой все баржи, лодки и паромы, уничтожали переправы. Колчаковцы знали, что у Красной армии нет переправочных средств; они рассчитывали здесь на длительную оборону и во всяком случае не предполагали сдавать Уфу, этот «ключ к воротам Урала», как называли его сами белые генералы.

Колчаковская армия была в то время численно немного слабее Красной, но это с лихвой вознаграждалось удобными и сильными позициями. Обручи боевой дисциплины у колчаковцев были ещё достаточно прочны, чтобы сдерживать глухо бродящую солдатскую массу. Отступая, колчаковцы сохранили свою артиллерию и боеприпасы. Словом, материально Красная армия все ещё не имела перевеса, но морально она была неизмеримо сильнее противника. Сказывался тот момент перехода инициативы с одной стороны на другую, о котором писал Фурманов в своей книге «Чапаев»: «Одна сторона вдруг потускнеет, опустится и обмякнет, в то время как другая словно нальётся живительной, таинственной влагой, подымится на дыбы, ощетинится, засверкает, станет грозной и прекрасной».

В борьбе с Колчаком принимало участие коренное население Урала. Тысячи трудящихся башкир и татар вливались в ряды Красной армии. На снимке — М. В. Фрунзе на смотре татарской бригады на восточном фронте в 1919 г.

Фрунзе отлично понимал значение этого морального фактора победы. Пока порыв ещё был могуч и ярок, пока не остыла вера в свои силы после недавних побед, надо было преодолеть главное, самое трудное препятствие на пути к Уралу: перейти Белую и сбить врага с уфимского плацдарма. Хладнокровно и трезво Фрунзе рассчитал все возможные варианты уфимской операции.

Город Уфа, расположенный на правом, гористом берегу Белой, был мало доступен для прямой атаки. Железнодорожный мост через Белую колчаковцы забили товарными вагонами и держали под сильным обстрелом. Мост был минирован. Если бы красные полки рискнули начать здесь переправу, колчаковцы взорвали бы мост, и отрезанные красные части были бы уничтожены огнём с высокой горы. Здесь белые хорошо подготовились к обороне, и Фрунзе отказался от прямого удара. План Фрунзе был построен на том, чтобы обойти Уфимскую группу белых с флангов. Главные силы Туркестанской армии Фрунзе сконцентрировал в двух районах, к северу и к югу от Уфы, для удара в двух направлениях.

Южная часть армии (24-я дивизия и одна бригада 2-й дивизии) должна была форсировать реку километрах в 60 южнее города. В этом месте Белая значительно отклоняется на восток. Если бы красным войскам удалось здесь переправиться через реку, они могли бы выйти в тыл основной группировке белогвардейцев. Но многочисленные попытки 24-й дивизии переправиться оказались безуспешными.

Главные события уфимской операции развернулись на северном фланге Туркестанской армии, в районе села Красный Яр. Здесь сконцентрировалась 25-я Чапаевская дивизия, а за ней, во втором эшелоне, — 31-я дивизия. Красный Яр — небольшое живописное селение на западном берегу Белой. В этом месте река образует петлю, которая километров на 5 вдаётся в глубь западного берега. Это место было выбрано Чапаевым как наиболее удобное для переправы.

Узкий полуостров, образуемый петлёй на восточном берегу, был весьма уязвимым участком белогвардейских позиций. Он с трех сторон подвергался ударам с левого берега и был подходящим плацдармом для переправы. Важно было по возможности незаметно и без больших потерь перебросить на правый берег достаточно крупные силы для дальнейшего обеспечения обшей переправы.

Части 25-й Чапаевской дивизии переправляются через реку Белую в районе Красного Яра. С этого места Чапаевская дивизия повела свой решительный бой за Уфу.

Между тем белые рассчитывали поодиночке разбивать переправляющиеся отряды.

В отдельных местах они даже не препятствовали переправе небольших красноармейских частей. Так было и севернее Красного Яра, в районе Баскакова, где действовала 26-я дивизия, входившая в состав соседней, 5-й армии. Здесь белые в первый день переправы не сделали ни одного выстрела по красноармейцам, которые во весь рост ходили по берегу и купались в реке. Красноармейцы и командиры подразделений по собственному почину принялись мастерить плоты, собирать лодки и отдельными партиями переплывать реку.

В ночь на 5 июня, когда на правом берегу был уже целый батальон, части расположенной в этом месте Уральской группы белых перешли в атаку. Батальон красных храбрецов оказался в отчаянном положении. Колчаковцы прижали их к самой реке, загнали в воду. Не желая сдаваться, красноармейцы стреляли, стоя по пояс в реке. Раненые тонули в волнах. Казалось, белым уже удался их манёвр, но в эту минуту на них обрушилась неожиданная атака с тыла. Очередная группа переправившихся бойцов по своей инициативе рискнула выйти в тыл белым и, ошеломив их неожиданностью удара, заставила отойти в глубь берега.

Так передовые отряды 26-й дивизии удержали за собой плацдарм для дальнейшей переправы. К утру 7 июня на правом берегу были уже почти все силы 26-й дивизии. Угроза для белых стала настолько серьёзной, что командование Уральской группы бросило в наступление уже целых шесть полков.

26-я дивизия героически выдержала этот тяжёлый бой и нанесла белогвардейцам крупное поражение. Уральская группа белых была разбита наголову. От полного уничтожения её спасло только преступное бездействие штаба 5-й армии. 5-я армия могла концентрированным ударом завершить успех своей 26-й дивизии и вслед за тем выйти на юг, в помощь чапаевцам, чтобы совместными усилиями разбить основную, Уфимскую группу белых. Вместо этого троцкистское командование направило силы 5-й армии в трех расходящихся направлениях. Между тем на помощь Уральской группе белых уже спешили с востока шесть казачьих полков, а с юга две дивизии. «Понятно, этих сил достаточно для того, чтобы противника здесь растрепать и отбросить за реку, а при этом и уничтожить», писал в ставку командующий Западной армией белых. При таких условиях частичный успех 26-й дивизии должен был превратиться в поражение и даже в катастрофу для всей 5-й армии, силы которой были преступно распылены и ослаблены отдельными, не связанными воедино действиями. Такова была обстановка накануне того дня, когда на правом берегу Белой появились первые полки 25-й Чапаевской дивизии.

*

Ещё 2 июня, выйдя на берег реки Белой, передовые разъезды 25-й Чапаевской дивизии заметили два пригородных пароходика с пассажирами, беспечно идущие вниз по реке. Криками и выстрелами красноармейцы заставили команду остановиться и подвести пароходы к берегу. Пароходики до поры до времени были спрятаны красноармейцами в камышах. Так чапаевцы захватили самый лучший трофей, какой только они могли найти для предстоящей переправы.

5 июня, одновременно с первыми батальонами 26-й дивизии, на восточный берег Белой, в районе Красного Яра, переправилась пешая разведка чапаевцев. Разведчики прочно закрепились на «полуострове», образованном петлёй. Удобное положение помогло им отразить атаки белогвардейцев. В течение трех дней чапаевская разведка удерживала за собой этот плацдарм, пока главные силы дивизии готовились к переправе.

В эти дни, когда форсирование реки уже началось, когда 26-я дивизия уже вела бои на правом берегу Белой, главное командование, по директиве Троцкого, снова пытается сорвать уфимскую операцию и требует остановиться на рубеже Камы и Белой. Фрунзе не соглашается с этим предательским планом. 7 июня он приезжает в 25-ю дивизию, к Чапаеву, с намерением немедленно начинать переправу. В селе Красный Яр, в небольшой комнате сельской школы, Чапаев собирает командиров и комиссаров дивизии. Решения принимаются по-чапаевски — быстро и деловито. В этом совещании, как и вообще во время всей операции, Чапаев и Фрунзе замечательно дополняли друг друга. Стихийный порыв чапаевцев сдерживался и направлялся твёрдой волевой рукой пролетарского полководца. И не случайно на совещании было решено первым отправить на тот берег 220-й полк, полк иваново-вознесенских ткачей, доказавших свою выдержку и высокую дисциплину.

Переправа началась в двенадцать часов ночи. До отказа нагруженные пароходы бесшумно отчалили от берега. Красноармейцы переправлялись и мелкими группами — на лодках, на плотах, на связанных брёвнах...

На рассвете 8 июня, когда уже два полка Чапаевской дивизии — 220-й и 217-й — были почти полностью переброшены на правый берег, около полусотни орудий с левого берега открыли ураганный огонь по первой линии белых позиций. Меньше чем в час красная артиллерия разнесла проволочные заграждения белогвардейских окопов, замыкавших выход из «петли». Чапаевцы бросились в штыковую атаку.

Так начался бой 8 июня — бой, продолжавшийся весь день с исключительным напряжением и упорством. Чапаевская дивизия сражалась в тяжёлых условиях. Лодки, плоты и пароходы работали беспрестанно, подвозя боеприпасы и новые отряды бойцов. Но, несмотря на героические усилия, переправа протекала медленно. Между тем белогвардейцы оправились от первого, неожиданного удара и подготовились к отпору. Жестокий артиллерийский обстрел вёлся с обеих сторон. Белые громили места переправы и сильным пулемётным огнём задерживали наступление переправившихся полков.

Около десяти часов утра наступил самый критический момент боя. Свежие резервы врага начали упорно наседать на иваново-вознесенцев. В бой вступили белогвардейские самолёты. Рея над самым берегом, около двадцати вражеских самолётов бомбами и пулемётным огнём осыпали места переправы. С бессильной яростью следили за ними красные лётчики. Они не могли подняться навстречу врагу — не было бензина. На короткое время белым удалось почти совершенно прекратить переправу. И в то время, когда полки на правом берегу оказались почти отрезанными от дивизии, когда патроны у красных бойцов были на исходе, офицерские батальоны сомкнутыми колоннами бросились в атаку.

«Чапаев в бою». Картина П. Васильева.

Фрунзе, находившийся уже в это время на правом берегу, получил сообщение, что белые оттеснили иваново-вознесенцев, вернули отнятую было у них деревню Александровку и тем самым вышли в тыл 217-му полку, отрезая его от переправы. Положение стало исключительно тревожным. Фрунзе и Чапаев верхом направились к иваново-вознесенцам. Доехав до места сражения, Фрунзе соскочил с коня и вместе с Чапаевым бросился к отступавшим отрядам.

— Ни шагу назад! — скомандовал Чапаев. — Сзади река и гибель.

Фрунзе выхватил у ординарца винтовку и бросился вперёд:

— Иваново-вознесенцы! За мной! В атаку!

Появление Фрунзе и Чапаева вдохнуло новые силы в ряды иваново-вознесенцев. Бойцы ясно поняли, что спасение может быть только в атаке.

Сзади — река и гибель! Гибель не только полка, но, может быть, и всей операции. В резерве только штык. С небывалой яростью чапаевцы кинулись навстречу врагу. В этом порыве была такая воля к победе, что юнкерские батальоны дрогнули и подались назад. И в первых рядах теперь уже наступающих иваново-вознесенцев идёт Фрунзе. Вот командир рядом с ним падает, простреленный пулей. Чапаев с тревогой поглядывает на своего командарма и старается не оставлять его.

— Товарищ командующий, — говорит он ему, — право, уйдите отсюда. Право, не место вам здесь...

Фрунзе ушёл только тогда, когда инициатива была вырвана из рук белых.

В эти часы решалась не только участь чапаевских полков. Две белогвардейские дивизии — те самые, которые направлялись на север против разрозненно действовавших частей 5-й армии, — повернули теперь против 25-й дивизии. Так героические чапаевцы приняли на себя удар, занесённый над 5-й армией, и тем самым спасли её от возможной гибели.

С помощью свежих дивизий белым в конце дня вновь удаётся захватить Александровку и выйти в район переправы. Но к этому сроку чапаевцы успевают перебросить через реку ещё два полка и несколько орудий. Чапаевская артиллерия творит чудеса. И вновь красноармейские полки, отошедшие было к берегу, переходят в контрнаступление и парализуют все атаки белогвардейцев.

Авиация белых продолжает свои налёты на район переправы. Рядом с Фрунзе разрывается бомба. Её осколки убивают лошадь командарма, сам Михаил Васильевич контужен. Лицо его покрывается кровью, хлынувшей из носа и рта. Придя в себя, Фрунзе приказывает подать ему другую лошадь, чтобы остаться в строю. Почти в это же время пулей с самолёта был ранен в голову Чапаев. Несколько раз срывались щипцы у врачей, когда они вытаскивали эту пулю, застрявшую в кости. Чапаев, стиснув зубы, молча выдерживал нестерпимую боль и после перевязки вернулся в строй.

— Врачи приписали мне покой, — говорил он при этом, — а я так рассудил, что спокойнее всего мне будет среди моих бойцов.

Весь день 8 июня продолжались жестокие бои. К концу дня на восточный берег Белой было переправлено уже шесть полков 25-й и 31-й дивизий, бронеавтомобили, часть артиллерии. К вечеру бой затих. Наступившая темнота принесла с собой отдых измученным бойцам. Но это была только короткая передышка.

В два часа ночи к начальнику дивизии привели перебежчика. Он назвал себя уфимским рабочим, мобилизованным белыми. Этот человек, имя которого осталось неизвестным, с опасностью для жизни пробрался через фронт, чтобы сообщить Чапаеву случайно подслушанный им план белого командования: на рассвете 9 июня белогвардейцы готовились к решительной атаке. Внезапным ударом они собирались обрушиться на чапаевские полки, разобщить их и сбросить в реку. Рабочий точно называл районы, которые должны были подвергнуться удару.

Сообщение было так серьёзно и неожиданно, что в первую минуту вызвало даже сомнение. Не имея возможности проверить его, Фрунзе и Чапаев приказали все же выставить усиленное охранение и расставить пулемёты на участках, где предполагалось наступление белых.

«Мучительно долго тянулась ночь, — рассказывает Фурманов об этой атаке в книге «Чапаев». — В эту ночь из командиров почти никто не спал, несмотря на крайнюю усталость за минувший страдный день. Все были оповещены о том, что рассказал рабочий. Все готовы были встретить врага. И вот подошло время.

Черными колоннами, тихо-тихо, без человеческого голоса, без лязга оружия шли в наступление офицерские батальоны с каппелевским полком... Они раскинулись по полю и охватывали разом огромную площадь. Была, видимо, мысль — молча подойти вплотную к измученным, сонным цепям и внезапным ударом переколоть, перестрелять, поднять панику, уничтожить...

Эта встреча была ужасна... Батальоны подступили вплотную, и разом, по команде, рявкнули десятки готовых пулемётов...»

Последняя «психическая атака» белогвардейцев кончилась для них полным разгромом. После этого поражения колчаковцы уже не могли оправиться и, неся огромные потери, хлынули назад, сдавая позиции и освобождая подступы к городу. К концу дня 9 июня белые отдали Уфу, а с ней и свою надежду задержать победоносную Красную армию на пути к Уралу. Судьба колчаковщины была предрешена.

Летучая газета политотдела Южной группы восточного фронта, вышедшая на следующий день после освобождения Уфы.

Красные войска со всех сторон входили в освобождённый город, и навстречу им со знамёнами, с ликующими криками и песнями выходили уфимские рабочие. Эти первые минуты братской встречи народа со своей армией до сих пор живут и дышат в строках Фурманова, описавшего уфимский бой в своей походной корреспонденции:

«Стройно, гордо шли красные орлы, полные спокойствия и сознания силы. Любо было смотреть на эту статную, могучую силу. Сердце задрожало в восторге, крепко сжимались кулаки, хотелось сделать что-то необыкновенное, хорошее, что сразу вознаградило бы их за перенесённые страдания, за безропотную тяжёлую службу, за их честность и стойкость, а главное — за это величавое спокойствие, которое застыло на их измученных лицах. В город... организованно вошла Красная армия, полная сознанием революционного долга и революционной справедливости».