Бой | ТМ 1939-07/08

Е. ЦИТОВИЧ, Консультация комдива Б. КОЛЧИГИНА и полковника И. ТАЛЕНСКОГО

«Страх бросает человека ничком и пригвождает его к земле. И этот же страх хотят обратить в тактический метод, в моральную привычку, в способ победить!.. Но эта мания — погоня за закрытием, которая проносится по полю сражения, как зараза, — эта мания и есть главный враг. Это с ней надо сражаться и её победить. И для этого есть только один способ: сомкнуть, поставить бойца в рамки твёрдых построений, в железную арматуру, которая заставит его двигаться во что бы то ни стало и как бы он ни боялся!..»

Этот отрывок из немецкой военной брошюры ярко отражает настроения, которые царили в военных кругах (не только Германии, но и других стран) в начальный период мировой войны. Так и сквозит между строк и пренебрежение к полевым защитным укреплениям, и недооценка артиллерийского огня, и изрядная доля неверия в моральные силы своих солдатских масс, а отсюда — боязнь расчленить боевой строй на мелкие единицы, стремление бросить пехоту в атаку густыми цепями и даже колоннами, несмотря на губительный огонь противника.

Характерно, например, что немецкий предвоенный устав, признавая необходимость прибегать к рассыпной стрелковой цепи, при этом все же оговаривает: «Надо, однако, помнить, что отказ от сомкнутого порядка есть зло, которого следует избегать во всех случаях, когда только возможно».

Военные специалисты единодушно считали, что предстоящая война будет кратковременной и манёвренной. Война рассматривалась, как ряд подвижных встречных боев. Действия своих войск представлялись сплошь наступательными, оборона считалась чем-то исключительным и даже постыдным, и если в уставах за ней и признавалось кое-какое значение, то на манёврах и на учебных занятиях приёмы обороны почти не изучались и не исследовались.

Наступать — и как можно быстрее — таково было общее стремление во всех армиях накануне мировой войны.

Готовясь к предстоящим наступлениям, руководители штабов и армий оглядывались на опыт войн конца XIX в. В этих войнах и даже в русско-японской войне 1904—1905 гг. огонь пехоты вызывал до 80— 90% всех потерь; на долю артиллерии приходилось не более 10—15%. Правда, во время русско-японской войны (а ещё больше во время балканской войны 1912 г.) роль артиллерии стала возрастать. Уже в то время многие предсказывали «пустынность» будущих полей сражений в результате быстрого развития военной техники, появления пулемётов и усовершенствования артиллерии. Во время русско-японской войны появились новые методы применения артиллерии: научились стрелять с закрытых позиций, вести меткий огонь на далёкие расстояния. Но руководители армий не сумели увидеть исторического развития этого процесса и недооценивали значение артиллерии.

Россия начинала войну, имея всего 7 тыс. орудий. Почти все это были полевые 76-миллиметровые пушки, рассчитанные преимущественно на стрельбу по открытым живым целям. Гаубицы (для стрельбы по укрытым целям) и тяжёлые осадные орудия составляли только десятую часть. В их числе были даже «ветераны» русско-турецкой войны — крепостные пушки образца 1877 г.

Недооценка артиллерии сказалась и в ограниченном запасе снарядов. На каждое орудие в русской армии было заготовлено от 1000 до 1200 снарядов. Учитывая, что за год русско-японской войны каждая пушка в среднем сделала по 720 выстрелов, чины русского генерального штаба считали себя обеспеченными по крайней мере на год войны. Во французской армии запасы снарядов были также крайне ограниченны. Артиллерия состояла почти исключительно из лёгких полевых орудий. Первая программа создания мощной артиллерии была выработана французами уже в разгар войны — в конце 1915 г. Накануне мировой войны никто из её участников не догадывался ни о характере будущих сражений, ни о продолжительности надвигавшейся кампании.

*

В начале мировой войны широкие пограничные просторы, ещё не насыщенные войсками, позволяли осуществлять самые смелые манёвренные замыслы. Войска совершали большие переходы, непрестанно вступая в бой с обнаруженным на пути противником.

Война началась быстрым, наступлением немцев, через Бельгию на Париж. Один из немецких полков за 27 суток прошёл 650 километров, побывав за это время в десяти боях. В мировой истории войн трудно найти другой пример такой подвижности.

Столь же стремительны были боевые действия русских на восточном фронте — в Галиции и в Восточной Пруссии. Вопреки ожиданию немцев, русские быстро провели мобилизацию и вступили в Восточную Пруссию. В ряде пограничных боев они оттеснили германские корпуса и в несколько дней подошли к самому Кёнигсбергу. Очутившись перед угрозой потери Восточной Пруссии, немцы спешно перебросили несколько корпусов с западного фронта и ослабили свой нажим на Париж. Они заставили русские войска отойти, но поплатились за это разгромом на Марне и провалом своего основного замысла: разбить французскую армию и покончить с западным фронтом.

На галицийском фронте русская армия разбила австрийскую и захватила Львов — столицу Галиции.

Прорывы, обходы, окружения, стремительные атаки и отходы, превращавшиеся иногда в бегство (поражение австрийской армии в Галиции), — все эти элементы манёвренности отличают и замыслы, и действия, и стратегию, и тактику первых месяцев войны.

Во всех боях этого периода воюющие стороны стремились путём манёвра обойти своего противника, охватить его с флангов и закончить бой решительной победой. Такое стремление к охвату наблюдалось и в мелких боях, и в крупных операциях. Одним из наиболее ярких примеров является так называемый «бег к морю» в сентябре-октябре 1914 г. на северном участке западного фронта. И немцы, и французы бросали свои войска в обход северного фланга противника, но каждый раз наталкивались на такой же манёвр со стороны врага. Эта конвульсивная «погоня за флангом» продолжалась до тех пор, пока обе армии не растянули сплошной фронт до самых берегов Северного моря.

В погоне за стремительностью и внезапностью воюющие стороны нередко забывали элементарную осторожность. Так. французский военный специалист Люка отмечает следующие погрешности французской тактики в начале войны: «Опрометчивые, зачастую бессвязные атаки... слишком густые боевые построения, недостаточная поддержка пехоты артиллерией... неумение пользоваться лопатой и общая нелюбовь к полевым фортификационным работам».

Эти ошибки наблюдались и в других армиях. Немцы, например, подводили пехоту к полю боя плотными колоннами и бросали в атаку густыми цепями. Этими сомкнутыми рядами немцы хотели оказать моральное воздействие не только на неприятеля, но прежде всего на свою же пехоту, заключая её в рамки жёстких построений.

Русские применяли рассыпной строй; но передовые цепи были при этом столь густы, что огонь противника наносил также большие потери. Эти потери возмещались из резервных взводов, идущих на некотором расстоянии сзади. По мере того, как потери увеличивались, в цепях смешивались бойцы самых различных подразделений. При этом рядовые должны были подчиняться ближайшему командиру, хотя бы тот был из другой части. До встречи с противником доходили обычно разрозненные группы пехоты, которые и вступали в рукопашную схватку.

Вот как, например, происходил бой под прусским городом Нейденбургом в середине августа 1914 г. По слабо пересечённому полю на протяжении 4—5 километров катились бесконечные цепи русских солдат: несколько полков наступало на город, защищаемый германцами. Русская артиллерия вела по противнику меткий, но небольшой по плотности огонь. Расположившись за домами, деревьями и другими укрытиями на подступах к городу, немцы встретили атакующие цепи усиленным артиллерийским и ружейным огнём. Там, куда огонь обрушивался с особой силой, бойцы наспех окапывались лопатками или прикрывали ими головы, как щитками. Они стреляли, затем вскакивали и бежали дальше, чтобы снова упасть перед шквалом огня. Перемешались отделения, взводы, батальоны и даже полки. Офицеры командовали случайными группами солдат, которые оказывались поблизости. Под конец атака превратилась в безудержное стихийное движение. Поле было усеяно убитыми и ранеными; атакующие поражались сильным огнём, но остановить их было нельзя. Те, которым удалось добежать, кинулись врукопашную на немцев, выбили их из укрытий и искололи в штыковой схватке.

*

В первых манёвренных боях пехота несла огромные потери. Учитывая чрезмерную уязвимость густых боевых построений, французское командование уже 24 августа 1914 г. издало специальный указ, который их отменял. Указ рекомендовал войскам применять полевую фортификацию, хотя бы в ущерб стремительности наступления, и предписывал начинать атаку лишь после серьёзной артиллерийской подготовки. В других армиях с большим или меньшим опозданием появились подобные же указы. Впрочем, не дожидаясь их, пехота сама все больше и больше закапывалась в землю. Бойцы рыли стрелковые ямы и зачатки окопов. Окапывались и передовые линии обороны, и резервные части. Отдельные опорные пункты соединялись между собой ходами сообщения. Фронт разрастался и в ширину, и в глубину.

Постепенно образовалось то, что не было предусмотрено никаким предвоенным уставом: пехота зарылась в окопы, замоталась проволокой, — фронт стал сплошным.

У обеих воюющих сторон к этому времени была выбита кадровая пехота, не хватало ни обученных людей, ни снарядов.

В русской армии уже спустя полгода войны ротами стали командовать прапорщики (младший офицерский чин). На фронт приходили новобранцы, из которых многие ни разу не брали в руки винтовки. Они проходили короткое обучение в запасных батальонах, где учебная стрельба заменялась... хлопанием в ладоши, что должно было обозначать залп. Но винтовок не хватало и на фронте. Солдаты брали у крестьян лопаты и топоры. По армиям отдавались приказы вооружать новобранцев кольями, вилами и ручными гранатами. Во время сражения к убитому бойцу бросалось несколько безоружных, чтобы взять его винтовку.

Снарядов не хватало во всех армиях, но в русской их недоставало катастрофически. Пресловутый запас, созданный, по расчётам царского штаба, на год, был израсходован в первые же два-три месяца войны. Царская Россия со своей отсталой техникой не в силах была справиться с растущими материальными требованиями войны. Позже всех и медленнее всех разворачивала она свою военную промышленность. Весь 1915 г. русские артиллеристы сидели на «голодном пайке». На некоторых участках фронта разрешалось расходовать не более десяти снарядов в день на орудие. Германцы и австрийцы получили угрожающий материальный перевес. Этим в большой степени объясняется, что на восточном театре войны фронт стабилизировался значительно позднее, чем на западном. Пользуясь своим огромным огневым превосходством, немцы развили летом 1915 г. крупное наступление и захватили почти всю территорию Польши.

Первые месяцы войны. Немецкий самолет над польским городком. Солдаты открывают пальбу из винтовок, пытаясь сбить самолет случайной пулей.

В этих операциях уже учитываются все уроки первого периода. Тщательная артиллерийская подготовка к атаке начинается за несколько дней.

Весной 1915 г. в Артуа и Шампани французы и англичане впервые применили массированный артиллерийский огонь на узком участке, сосредоточив до 50—60 орудий на каждый километр фронта, В Галиции во время Горлицкого прорыва (май 1915 г.) немцы также применили массированный огонь артиллерии. На протяжении 30 километров немцы сосредоточили более 600 орудий, в том числе 160 тяжёлых, обильно снабжённых снарядами. У русских на этом участке было всего 150 лёгких орудий и 4 тяжёлых, которые к тому же экономили каждый свой снаряд. Мощная артиллерийская подготовка обеспечила немцам крупный тактический успех. И удивительно не то, что германцы в этот период войны добивались успехов, удивительно, что русская армия со своей онемевшей артиллерией и плохо вооружённой пехотой, истекая кровью, все же не потеряла боеспособности. Врага допускали вплотную и переходили к рукопашным схваткам, но так и не дали немцам одержать желанную решительную победу. Русская армия отошла, но не была разгромлена.

*

Иначе развивались события на западном фронте. Здесь позиционные формы войны возникли уже с конца 1914 г. В течение трех лет после этого фронт не претерпевал существенных изменений. Наступило то самое «на западе без перемен», то внешне спокойное, неподвижное состояние, за которым скрывалась отчаянная борьба армий, обессиливающих друг друга. Борьба эта была тем страшней, чем более равными были силы противников.

Обходы и охваты «в чистом виде» стали невозможны. Единственное, на что мог надеяться стремящийся к наступлению, — это фронтальный прорыв укреплённой линии противника. Но такой прорыв был тяжёлым предприятием.

В начале позиционного периода попытки прорыва производились на узком участке. Прорывы преследовали далеко идущие цели — вызвать противника на генеральное сражение, которое могло бы оказать решающее влияние на войну. В этом стремлении нанести сокрушительный удар все ещё сказывалась надежда закончить войну в короткий срок. В самом характере операций чувствовалась тактика первых, манёвренных месяцев войны. Такими были попытки французов прорвать фронт в Артуа и в Шампани (весной и осенью 1915 г.). Пехота должна была идти в бой густыми волнами — одна за другой — и даже, как гласили французские инструкции, с «музыкой и развёрнутыми знамёнами». Эти парадные атаки приводили к громадный жертвам со стороны наступающих и существенного успеха не приносили. Даже длительная многодневная артиллерийская подготовка была не в состоянии подавить очаги сопротивления на всю глубину обороны. Уцелевшие пулемёты и орудия массами уничтожали брошенную в атаку пехоту.

«Волны» атаки.

Надежда покончить с противником одним сокрушительным ударом ускользала. Наступала эпоха новых, более осторожных методов ведения войны. «Неуспех наступательных действий привёл к уменьшению веры в удачу одного сильного, решительного натиска, — пишет Люка. — У пехоты создалось впечатление, что до сих пор её слишком часто приносили в жертву».

Обе стороны начинают придавать большое значение обороне. Полевая фортификация все более совершенствуется. Войска научились создавать в короткий срок укрытия, поражающие своей мощностью, — бетонированные убежища, глубокие ходы сообщения и т. д. Постепенно, кроме первой линии обороны, начинает приобретать большое значение вторая, параллельная ей. Между ними располагаются отдельные огневые точки и очаги сопротивления. Линии строятся на таком расстоянии друг от друга, что для прорыва всей оборонительной зоны атакующему приходится несколько раз менять свои артиллерийские позиции. Таким путём обороняющаяся сторона страховалась от внезапности.

Многим военным специалистам стало казаться, что никакая внезапность вообще невозможна там, где позиция защищена мощными препятствиями. Новый французский устав, основываясь на опыте 1916 г., даже заявлял: «Опасность серьёзной неожиданной атаки сделалась совершенно ничтожной. Наступательные операции требуют участия в деле столь значительных средств, что их не удастся скрыть от бдительной обороны».

Действительно, мощь и глубина укреплённой фронтовой полосы начинают казаться непреодолимыми. Для наступления на такой укреплённый район требуются новые огневые средства ещё небывалой силы. Война превращается в своеобразное соревнование между средствами обороны и орудиями разрушения, между силой укрытия и мощью снаряда, между дальнобойностью артиллерии глубиной укреплённой полосы.

На артиллерию возлагаются теперь все надежды. Ей стали придавать главную роль и в обороне, и в атаке, часто при этом преуменьшая значение пехоты. Некоторые специалисты даже высказывали мысль, что пехота сама по себе не имеет наступательной силы против препятствий, что нельзя бороться людьми против мёртвой материи. Стало ходячим выражение: «Артиллерия завоёвывает, пехота занимает». Насыщенность армий артиллерией быстро возросла: 20, 50, 70, 150 — столько орудий приходилось в наступлении на километр фронта (на участке главного удара) по годам, начиная с 1914 по 1917 г. Резко увеличился процент гаубиц и тяжёлых осадных орудий.

Подготовляя прорыв фронта, на узкий участок стягивали отовсюду громадное количество орудий. Так, начиная наступление под Верденом, немцы сосредоточили на двадцатикилометровом участке более 2 тыс. орудий. Весной 1916 г. за три с половиной месяца под Верденом было израсходовано около 15 млн. снарядов. Отдельные орудия целыми неделями и месяцами выстреливали по 700 и более снарядов в день. На Сомме в сентябре 1916 г. у французов на каждые 40 метров фронта приходилось одно 75-миллиметровое орудие, два тяжёлых орудия и две траншейные пушки. В бою под Мальмезоном (осень 1917 г.) на участке в 10 километров французы сосредоточили 1878 орудий. На каждые 53 метра (а на участке главного удара — на каждые 44 метра) приходилось по 10 орудий. Это был предел насыщенности войск артиллерией.

Фронт на Сомме ночью.

Типичными сражениями позиционного периода являются бои под Верденом. Стремясь овладеть этим важным пунктом французской обороны, германское командование упорно, методически, в течение ряда месяцев атаковало верденские позиции, бросая сюда тысячи орудий, миллионы снарядов и десятки дивизий. Но французы с ещё большим упорством отбивали эти атаки, борясь за каждую высоту, за каждый форт, хотя бы уже сравненный с землёй. Воронки от снарядов занимались пехотой и превращались в новые, непреодолимые очаги сопротивления.

Эти упорные систематические атаки и контратаки под Верденом оказались кровопролитнее самых жестоких манёвренных боев. Верден превратился в гигантскую «мясорубку», в «мельницу», в которой было «перемолото» снарядами более ста немецких и союзных дивизий и уничтожено 900 тыс. человек.

Эпизод боев под Верденом: наступление французской пехоты на высоту 344. Солдаты преодолевают участок, зараженный отравляющими веществами.

Французский генерал Колен в своей книге «Высота 304 и Морт-Ом» приводит воспоминания многочисленных участников верденских боев. Вот свежая рота под покровом ночи направляется на передовую линию на смену товарищам. Ещё на пути к позициям рота попадает под обстрел тяжёлых орудий. Переждав огонь, солдаты занимают передовую линию — ямы, окопы и воронки, оставшиеся от снарядов.

Эпизод траншейной войны: французские солдаты берут штурмом позиции противника. Внизу слева — офицер удерживает солдат от преждевременной штыковой атаки. В центре — гранатометчики, первыми выбегающие из окопов.

На второй день после ожесточённого артиллерийского обстрела начинается атака германцев. Немцы думают, что от противника и его средств обороны ничего не осталось: все «вычищено» артиллерией. Они идут смело. «Действительно, большое количество людей было убито, ранено и засыпано, много винтовок разбито, и большая часть пулемётов вышла из строя. Однако не иллюзия ли это? Выстрелы из окопов все ещё продолжаются».

Огорошенные неожиданным сопротивлением и утомлённые движением по изрытой воронками местности, германцы скоро останавливаются. На следующий день немецкая артиллерийская подготовка возобновляется с новой силой. Французские позиции окутаны сплошной завесой пыли и дыма от разрывов. Кажется, что там никто не может уцелеть. Германцы переносят свой огонь вперёд. Классический приём. Начинается атака.

«Атака германской пехоты? Какое облегчение!» записывает в своём дневнике один из участников обороны. Французская пехота не только не погибла вся под этим ожесточённым огнём, но сохранила ещё способность к сопротивлению. Немецкие цепи снова откатываются обратно, отбитые оставшимися в живых защитниками. На завтра бой продолжается.

Схематическое изображение укрепленной полосы периода позиционной войны. Далеко вперед вынесены линии охранения, соединенные между собой ходами сообщения.

*

Ни сражения под Верденом и Соммой, ни попытка французов дать генеральный бой на реке Эн в апреле 1917 г. не принесли ни одной стороне решающего успеха. Между тем уже в конце 1916 г. стало ясно, что позиционный период, подобно первоначальному манёвренному, принёс с собой неожиданности и противоречия, которые наталкивали на поиски новых форм боя.

В значительной степени это объяснялось тем, что появились новые боевые средства: ружья-пулемёты, лёгкие 37-миллиметровые пушки, удобные для наступательных операций; появились, наконец, и танки, эта артиллерия на ходу, сопровождающая пехоту в её атаках. Новым, все возрастающим условием успеха становилось и господство в воздухе. Первые бомбардировки с воздуха не причиняли противнику большого урона и имели скорее «моральное» значение. Но уже в 1915 г. самолёты и их вооружение стали совершенствоваться и специализироваться. На борту аэропланов появились пулемёты. Лётчики постепенно приучались к групповым, точно рассчитанным действиям. Самолёты вели разведку, поддерживали связь, бомбили и разрушали укрепления в глубине неприятельского фронта. Пользуясь сигнальными приспособлениями и радиотелеграфом, лётчики корректировали стрельбу дальнобойных орудий и тем самым помогали разрушать глубоко расположенные участки обороны. Огромное значение приобрели также отравляющие вещества и химические снаряды.

Рисунок изображает появление одного из первых «сухопутных броненосцев» при атаке деревни Флер к северу от Соммы (15 сентября 1916 г.). Танки наводили на немцев панический ужас.

Все эти боевые средства давали возможность значительно быстрее преодолевать укреплённую полосу на всю её глубину. Техника определенно подстёгивала тактику и заставляла снова пересматривать методы ведения боя. В результате такие важные условия успеха операции, как внезапность и подвижность, снова начинают выдвигаться на первый план.

Русская армия, несмотря на убогую оснащённость техникой, первая сумела добиться внезапности, осуществив так называемую Брусиловскую операцию, которая закончилась полным прорывом австро-германского фронта. Летом 1916 г. в Галиции Брусилов применил новый метод внезапного комбинированного удара по всему фронту. Излагая свой принцип, Брусилов пишет, что массированный фронтальный удар на узком участке, к которому прибегали на Западе, требует такой громоздкой и длительной подготовки, что она не может остаться незамеченной. «Противник, безошибочно определив выбранный пункт удара, имеет полную возможность собрать к назначенному месту и свою артиллерию и свои резервы и принять все меры для того, чтобы отразить удар».

«Во избежание вышеуказанного важного неудобства, — пишет далее Брусилов, — я приказал не в одной, а во всех армиях вверенного мне фронта подготовить по одному ударному участку, а кроме того, в некоторых корпусах выбрать каждому свой ударный участок и во всех них немедленно начать земляные работы для сближения с противником. На вверенном мне фронте противник увидит такие земляные работы в 20-—30 местах. Таким способом противник лишён возможности стягивать к одному месту все свои силы и не может знать, где будет ему наноситься главный удар. У меня было решено нанести главный удар в 8-й армии, в направлении на г. Луцк, куда я и направлял мои главные резервы и артиллерию; но и остальные армии должны были наносить каждая хотя и второстепенные, но сильные удары, и, наконец, каждый корпус на какой-либо части своего боевого участка сосредотачивал возможно большую часть своей артиллерии и резервов...»

Брусилов тщательно разработал предстоящую операцию. Указания по производству атаки были составлены сжато и продуманно. В них, в частности, указывалось, что «пехота должка атаковать волнами цепей, следующих друг за другом, не отставая, а подпирая передние. Таких волн для. главной атаки образовывать не менее трех-четырёх, а за ними иметь резервы для развития успеха или немедленного повторения атаки свежими частями.

Первая и вторая волны должны быть снабжены ручными гранатами и приспособлениями для прострела проволочных заграждений.

Кроме того, вторая и затем третья волны тянут за собой пулемёты для закрепления захваченных позиций противника...» Для достижения большей внезапности приказывалось также начинать пехотную атаку непосредственно за короткой артиллерийской подготовкой, не допуская никаких перерывов.

Брусиловский прорыв подготовлялся тщательно и методически.

Русские пехотинцы прорвали фронт германцев и выбивают противника из окопов.

Операция закончилась полным прорывом австро-германского фронта. Создалась чрезвычайно удобная обстановка для того, чтобы ударить по тылам неприятеля: русским войскам была открыта дорога на Силезию. Но наступавшим уже не хватало резервов, чтобы использовать этот крупнейший успех. Все же Брусиловское наступление сыграло огромную роль и заставило Германию снова отвлечь своё внимание и силы от западного фронта, перебросив в Галицию новые крупные части.

Налет уральских казаков на германскую батарею.

Брусиловским прорывом русская армия сказала своё новое и важное тактическое слово ещё тогда, когда войска западного фронта были скованы позиционной неподвижностью.

*

В последний год войны сражения приняли новый характер. В ряде случаев наступавшие войска научились преодолевать укреплённую полосу противника и выводить бой в открытое поле. Правда, атакующим ни разу не удалось продолжить операцию в тылу противника и завершить прорыв полным разгромом неприятельской армии. Обороняющийся отступал и затягивал участок прорыва резервами, снова создавая сплошную линию фронта. Но все же средства и методы наступления становились все сильнее и сильнее.

К этому времени окончательно выработался особый метод преодоления укреплённой полосы, который правильнее было бы назвать не прорывом, а просачиванием, или, как тогда образно говорили, «прогрызанием» линии сопротивления. Не следует упорствовать в преодолении отдельных укреплённых пунктов, — учили немецкие уставы 1918 г., — надо, не задерживаясь, продвигаться глубже, хотя бы и не сплошной линией, непрерывно питая наступающие части свежими резервами. Для такого «прогрызания» весьма удобной оказалась групповая тактика пехоты, пришедшая на смену прежним линейным построениям в виде волн и цепей. Наступающая пехота продвигалась отдельными группами, которые были способны к самостоятельным действиям и к проявлению инициативы. Некоторые из них имели с собой миномёты и даже лёгкие орудия, чтобы в нужный момент обойтись без содействия артиллерии. Ставилась задача — прорвать неприятельский фронт в первый же день атаки на глубину до 8—10 километров, чтобы овладеть артиллерийскими позициями противника. Сначала атакующая пехота двигалась за огневой завесой своих батарей. Но когда она выходила за пределы досягаемости своей артиллерии, она не задерживалась, как прежде, не ожидала, пока будут передвинуты батареи, а обходилась собственными огневыми средствами. Атака оставалась непрерывной и не теряла внезапности.

Первая половина 1918 г. проходит под знаком германского наступления. Немцы стремились решительным ударом покончить с англичанами и французами, прежде чем на полях Франции появятся массы американской пехоты. Это весеннее наступление немцев было в значительной степени актом отчаяния, последней попыткой выиграть войну.

В двух крупных операциях, в марте и мае 1918 г., немцы достигли больших тактических успехов. На широком фронте от полей Фландрии до Реймса немецкие армии продвинулись в глубь Франции в среднем на 40—60 километров. Но уже не хватило сил, чтобы использовать и завершить победу. Этот неполный успех означал, по существу, проигрыш кампании. В середине лета 1918 г. фронт немецкой армии залёг уродливым клином с дугообразными глубокими выступами, удлинявшими линию позиций в два-три раза. Уже одно это положение фронта показывало всю рискованность незаконченного германского наступления. 15 июля немцы делают ещё одну попытку продолжать наступление по обеим сторонам Реймса, но удар повисает впустую: французы заранее отводят свою армию на лучшие позиции.

Эпизод боев под Реймсом: французская пехота захватывает германский окоп.

Вслед за тем, 18 июля внезапной атакой близ Суассона французы создают угрозу далеко зашедшим немецким армиям.

Эта атака была произведена по всем правилам новой тактики и началась с первым же артиллерийским выстрелом. В целях внезапности французы, так же, как и немцы, предпочитали нейтрализовать очаги сопротивления химическими снарядами, вместо того чтобы разрушать их длительной бомбардировкой. В то время как часть артиллерии громила и нейтрализовала укреплённые пункты, батареи и тылы противника, другая часть сопровождала атаку пехоты, создавая перед ней подвижной вал заградительного огня.

Пехота двигалась непосредственно за этим валом, рискуя даже попасть под огонь своих же орудий.

Полная внезапность атаки, умелое применение танков и авиации, их согласованное взаимодействие с артиллерией и пехотой — все это привело к разгрому немецких позиций. В первый же день атаки французы прорвали немецкий фронт на глубину 12 километров. Боясь оказаться в мешке, немцы отступают от Марны до рек Эн и Вель и наспех затягивают фронт. С этого момента германская армия больше не знает наступления. Даже для упорствующих чинов германского генерального штаба становится ясным, что катастрофа близка. Немецкая армия переходит к обороне.

Гибель германского самолета, подбитого французским летчиком.

В это время во Франции было уже свыше миллиона американских солдат. У союзников появилось в массовом масштабе новое могучее техническое средство, которого не имела немецкая армия, — танки. Ещё в конце 1917 г., задолго до решительных боев, произошло сражение у Камбре, в котором участвовало более 300 танков. Это был грозный предвестник того, что на сцену выходит новый род войск. «Артиллерия на гусеницах» вместе с пехотой шла в атаку. Это позволяло вести атаку непрерывно на всю глубину укреплённой полосы. Правда, первые машины были тихоходны и несовершенны, почти в каждом бою половина их выходила из строя, но все же танки играли огромную роль в наступлении, и немцы дорого расплатились за недооценку этого нового вида оружия.

Решив, что настало время для энергичных действий, союзники начинают наступление. Беспрерывными мелкими атаками, бомбардировками, химическими обстрелами они изматывают и без того ослабленный, растянутый фронт немцев у Амьенского выступа и наконец 8 августа наносят в этом месте внезапный и катастрофический удар.

*

Немцы не ждали генеральной атаки. В ночь с 7 на 8 августа на участке прорыва царило затишье. Только изредка был слышен затерявшийся в ночи выстрел.

А в это время на 32-километровом протяжении фронта, в районе действия 4-й английской армии, уже было сосредоточено для прорыва более 2 тыс. орудий, заранее, без пристрелки, наведённых на цель; 400 самолётов, готовых вылететь и громить тылы противника; 600 танков, которые стояли в тысяче шагов позади своей пехоты, занявшей исходные позиции для атаки. Вся эта огромная масса сил и средств подвозилась к фронту по ночам и была искусно замаскирована под прикрытием лесов, садов и прифронтовых селений. План атаки был разработан с педантической точностью — по часам и минутам.

«И вот внезапно в 5.20 утра одним ударом разразился страшный ураганный огонь противника на 32-километровом фронте... В первые минуты невозможно было понять, откуда это несётся, потому что каждый слышал лишь беспрерывный грохот разрывающихся в непосредственной близости снарядов. Беспрерывно жужжали телефоны, и отовсюду нёсся вопрос: «Что случилось?» И все тот же ответ: «Здесь ураганный огонь. Ничего не видно, ничего не известно».

Так рассказывает о первых минутах атаки немецкий военный писатель фон Бозе в книге «Катастрофа 8 августа».

Всего пять минут бил ураганный огонь по передовым позициям пехоты. Затем он с рассчитанной методичностью был перенесён на сто шагов глубже, и в ту же минуту германские солдаты передовой линии охранения услышали крики атакующих англичан, разрывы ручных гранат и шум танковых моторов. Вслед за огневым валом, «наступая ему на пятки», катилась пехотно-танковая атака англичан.

Английские танки идут вместе с пехотой в атаку на фронте под Соммой.

Внезапность и туман не давали возможности предпринять какую-либо организованную оборону. Вести огонь? Посылать подкрепления? Но куда? Атакующая английская пехота, проходя в интервалы передовой линии, перемешивалась с немецкой. Никто не знал, куда она пошла, где сейчас разыгрывается схватка.

Когда туман рассеялся, линия главного сопротивления немцев уже перестала существовать. Танки, самолёты и пехота союзников орудовали в глубине немецкого фронта, окружая и уничтожая ещё сопротивлявшиеся кое-где группы пехоты, батарей и те немногочисленные резервы, которые наспех были брошены к месту прорыва. «К вечеру 8 августа, — пишет фон Бозе, — небывалое поражение германской армии стало свершившимся фактом». Общие потери оценивались в 26—27 тыс. солдат. Англичане вклинились в глубину германского расположения почти на 11 километров, захватив при этом свыше 400 орудий и громадное количество боевого снаряжения. Немецкие дивизии первой линии были почти целиком разбиты.

*

18 июля и 8 августа были решительными ударами, от которых немцы уже не могли оправиться. Война после 8 августа продолжалась ещё три месяца, но, по существу, это была уже агония, последние отчаянные попытки германского командования задержаться во Фландрии и на Арагонских высотах.

Как самое страшное событие этих дней Людендорф отмечает один факт: две трети всех потерь, понесённых немцами 8 августа, составляли солдаты, сдавшиеся в плен: «Наши солдаты сдавались отдельным неприятельским всадникам, сомкнутые части складывали оружие перед танком... Шедшим в атаку частям отступавшие солдаты кричали: «Штрейкбрехеры!»

В армию проникало революционное брожение, уже схватившее страну. Солдаты отказывались продолжать империалистическую бойню. Уже тогда многие руководители германской армии писали о «роковом влиянии восточного фронта», о том, что десятки тысяч солдат, переброшенных с русского фронта на западный, принесли с собой «яд большевистской заразы».

Появился новый фактор, которого не предугадывала никакая стратегия и тактика германского империализма. В стране и в армии пробуждалась революция.

Именно эту новую и самую грозную силу видел перед собой германский главнокомандующий Людендорф, когда, подводя итоги «черному дню германской армии», он писал: «Наш боевой механизм уже больше не был полноценным. 8 августа показало падение нашей боеспособности. Войну надо было кончать».