НА ДИРИЖАБЛЕ К СЕВЕРНОМУ ПОЛЮСУ

Н. ПОПОВ

ОТ РЕДАКЦИИ

4 июля 1896 г. была сделана первая попытка дойти до Северного полюса воздушным путем. Шведский инженер Андрэ с двумя спутниками вылетел с острова Шпицбергена на аэростате «Орел». Управлялся аэростат Андрэ с помощью гайдропов — приспособление, не очень надежное. Через 13 лет, уже в то время, когда был накоплен некоторый опыт строительства дирижаблей, американский журналист Уэлман предпринял второе воздушное путешествие к полюсу на аэростате, снабженном моторами.

Мы печатаем в сокращенном виде описание экспедиции Уэлмана, сделанное одним из ее участников, Н. Е. Поповым.

План Уэлмана, как и Андрэ, заключался в том, чтобы, поднявшись на острове Шпицбергене, на широте почти 80°, дойти по воздуху с попутным ветром до полюса (это дистанция около 1100 км). Уэлман собирался пройти в том же направлении еще 2 тыс. км и спуститься на берегах Аляски. Нечего и говорить, что задача пройти свыше 3 тыс. км, да еще в неизвестных атмосферных условиях над совершенно неисследованной областью, для того времени била исключительно трудной.

Американский инженер Нанимая стал строить дирижабль «Америка» еще в 1906 г. «Америка» была испытана впервые летом. 1907 г., но при первом же подъеме оказалась слишком слабой: при моторе в 80—85 л. с. собственная скорость дирижабля была всего около 30 км в час. «Америка» даже не смогла самостоятельно вернуться к пункту подъема. Тогда Ваниман стал строить другую «Америку», дирижабль более мощный, — именно тот, который описан Н. Е. Поповым.

По конструкции «Америка» представляла собой дирижабль полужесткого типа, с мягкой яйцевидной оболочкой емкостью около 9 тыс. куб. м. К оболочке в брюшной части примыкала длинная решетчатая металлическая ферма. Снаружи ферма была затянута тканью, а внутри ее были установлены рядом два мотора, работавшие каждый на свой винт. Нижняя, основная балка фермы была полой и служила вместилищем для бензина. Капитанский мостик на носу, трюм в середине и руль высоты на корме фермы завершали оборудование дирижабля. Никакого особого оперения на оболочке не было, что, конечно, сильно отражалось на устойчивости аэростата.

В техническом плане Ваниман возлагал большие надежды на тяжелый гайдроп, весом 700 кг.

Гайдроп — длинный тяжелый канат — сильно облегчает ведение аэростата над ровной местностью, если конец его волочится по земле — по суше или по воде. Вес каната регулирует высоту полета.

Внутри такого гайдропа Уэлман упрятал продовольственные запасы. Предполагалось, что, идя по льдам на этом гайдропе, аэростат сэкономит на расходовании газа. Но, очевидно, столь грузный гайдроп был подвешен совершенно неудовлетворительно, так как он не выдержал своей тяжести.

Неудавшаяся полярная экспедиция отнюдь не остановила Ванимана. 15 октября 1910 г. он поднялся на дирижабле «Америка» около Нью-Йорка, чтобы лететь через Атлантику. Аэростат продержался в воздухе без малого трое суток. Он опустился в океане, и экипаж его был подобран проходившим пароходом. После этого Ваниман построил в Америке еще один дирижабль — «Акрон». «Акрон» трагически погиб в пробном полете 2 июля 1912 г., похоронив с собой изобретательного конструктора и его четырех спутников.

Автор описания И. Е. Попов, вернувшись с Шпицбергена, занялся авиацией. Он взял несколько первых призов, участвуя на авиационных состязаниях в Каннах и Ницце. Весной 1910 г. он вместе с пятью иностранцами приехал на первые в России авиасостязания — «Первая Петербургская авиационная неделя». Здесь Попов тоже выделялся смелостью своих полетов. Он летал на «Райте» самого первого типа — на полозьях, без колес. Н. Е. Попов остался, чтобы сдать русскому военному ведомству два биплана Райта. Облетывая один из них в Гатчине, авиатор сильно разбился и полуинвалидом выехал за границу, где и умер.

Н. Е. Попов.

В 1908 г. я ехал в Англию, в рыбацкий городок Грэт Гримсби, чтобы изучить навигацию и стать капитаном, ибо решил организовать экспедицию к Северному полюсу на особом моторном судне.

Теория дела очень проста. По книгам я стал капитаном уже через три недели. Но чтобы свыкнуться с морем и с управлением кораблем, я стал ходить с рыбаками в океан, в Исландию, в бурные, зимние месяцы.

Моряки — люди простые и чудесные. Они часто останавливали машину на ночь, ибо не было известно, куда направлять судно. Ждали зари... Крепко спали, а скорлупа наша, раскачиваемая, как щепка, носилась по воле ветров и морских течений.

Но в мире рождалось нечто более заманчивое, нежели оба полюса вместе со всеми океанами. Люди полетели на крыльях. Братья Райт увлекали все сердца.

Поехал на выставку в Лондоне. Воздушный корабль Уэлмана «Америка», предназначенный для экспедиции к Северному полюсу, занимал там главное место.

В Париже беседовал с братьями Вуазенами, с А. Фарманом, с Луи Блерио. Навестил Ванимана.

Ваниман занимался, главным образом, воздушным кораблем для экспедиции Уэлмана. Я поступил к Ваниману в рабочие для постройки и последней монтировки его воздушного корабля.

«Возьмут ли меня лететь на полюс?» был мой первый вопрос при поступлении на службу. Ваниман ответил искренно... Он посмотрит, что я вообще за человек и как я работаю, а затем с приездом Уэлмана они вместе решат этот вопрос.

Основой нашего воздушного корабля, его килем, был длинный металлический цилиндр с бензином, составленный из отдельных кусков. С боков его была расходящаяся в обе стороны решетка. Это — трюм. Над ним — два двигателя («ENV» и «Дитрих-Лоррэн») по 100 л. с., с двумя пропеллерами с каждой стороны. Позади, поближе к рулю, — мостик для капитана и кормчего.

Остов дирижабля «Америка». Нижний пояс фермы, в виде длинного полого цилиндра, служил резервуаром для бензина. В середине — Ваниман, на переднем плане, слева — Н. Е. Попов.

Ваниман придумал гайдроп в виде гибкой кишки из толстой кожи длиной в несколько десятков метров. Гайдроп был обит бляхами, как кожа змеи чешуею. Внутренность кишки была предназначена для помещения запасов пищи — около 700 кг. Корабль должен был тащить свой змеевидный и легко скользящий гайдроп по снегу. Это позволило бы избегать излишне высоких подъемов, когда лучи солнца нагреют газ, и уменьшило бы потери газа, т. е., в конечном счете, сделало бы более продолжительным плавание в воздухе. Мне поручили прикреплять на кожу этого гайдропа металлические чешуйки. Прежний рабочий успевал закреплять семьсот чешуек в день, а мне удалось довести это число до двух тысяч четыреста. Работалось весело. Ваниман похвалил меня.

Предполагалось вылететь из Уэлман-Кампа на Шпицбергене с попутным ветром, коснуться полюса и лететь дальше, в Северную Америку, где и спуститься поближе к жилью через сутки или двое.

Приехал Уэлман, седой, серьезный и красивый. Мы втроем — он, Ваниман и я начали упражняться в навигации, т. е. в определении по солнцу и хронометру своего местонахождения.

Вскоре объявили, что меня берут на Шпицберген, но про полюс — ни слова. Пока в экипаже трое: Уэлман, Ваниман и его племянник Ляуд. Возьмут ли четвертого — никто не знал.

Испробовали, приладили и упаковали все. Поехали в Норвегию, в Тронзо.

Вот Уэлман-Камп, фиорд, горы, скалы.

Здесь выстроили сарай — ангар. Обтянули брезентом. Начали добывать газ. Мне было поручено следить за этим ночью.

Таков был остов эллинга, построенного для «Америки» на берегу острова Шпицбергена.

*

Воздушный корабль готов, и я оказался его кормчим.

Дождались попутного ветра. Рабочие вывели корабль из сарая. Мы поднялись невысоко между стенами фиорда. Ветер кидал нас влево. Так и казалось, сейчас разобьемся об отвесные скалы. Но там уже образовывались обратные течения воздуха, и нас несло направо, а потом опять налево. Ваниман закричал на меня, думая, что тому виной моя неловкость. Но что поделаешь? Воздушный поток был слабым и работавшие пропеллеры давали тягу умеренную, а потому и руль действовал слабо.

Фиорд — позади. Летим над серо-зеленым Ледовитым океаном. Делаем полсотни километров в час. Вперед!

Уэлман удовлетворенно глядит на компас и улыбается радостно, но молчит, сосредоточенный. Ваниман взбирается на передний мостик и тоже сияет. Из трюма показывается лицо Ляуда, добродушное, толстощекое и довольное.

Быстрота все увеличивается. Ветер ли крепнет? Или двигатели размахались, как добрые кони? Если так пойдет дальше, то через 35 часов мы должны быть у полюса, и своими ногами коснемся старого Недотроги.

Но нет, мы ощущаем вдруг сильный и странный толчок. И корабль наш, как пуля, устремляется вверх. Смотрим вниз — и видим, как, извиваясь, падает наш оторвавшийся гайдроп... А мы взмываем на огромную высоту.

Мощные глыбы льда внизу уже не различимы. Я не помню точную запись барографа, но казалось, что мы достигли огромной вышины. Ведь упало более 700 кг.

Что будем делать? Полетим дальше?

Пищи на самом корабле было всего на несколько дней полета; весь главный запас погиб вместе с гайдропом. А запас пищи в гайдропе был предназначен для того, чтобы в случае неудачи, если придется спуститься, помочь нам пробиться по льдам океана, как это сделал Нансен. Не даром же в трюме дирижабля у нас были с собой лайки, сани и упряжь. Но теперь эти надежды погибли вместе с нашим провиантом.

Уэлман ушел к Ваниману, очевидно, держать совет. Я направляю путь, как и раньше, на север. Ветер в вышине еще усилился, и мы шли к полюсу с невероятной быстротой.

Проходит с полчаса. Очевидно, Уэлман и Ваниман спорят, не приходя к соглашению. Наконец Уэлман возвращается мрачнее тучи и садится на свое место. Я понимаю, что решено вернуться. Но он, погруженный в темные думы, забыл отдать мне приказание и молчал, а я (стыдно, но надо признаться) играл в капитана корабля и продолжал править на север, раз прежнее приказание не было заменено другим.

Но вот Уэлман как бы проснулся, глядит на компас и изумленно спрашивает:

— Куда вы правите?

Я объясняю подробно, сохраняя совершенно серьезный вид:

— Я направляю нос корабля не прямо на север, а на 10° к западу, так как ветер сносит нас немного на восток. С таким ветром мы будем скоро у самого полюса.

Уэлман внимательно и как бы недоуменно смотрит мне в глаза и произносит затем решительно и тоскливо:

— Поверните обратно.

Я в точности исполнил приказание и поставил корабль носом к югу. Но мы все-таки продолжали лететь на север, ибо ветер на той высоте сильнее, чем наш собственный ход. Надо было спускаться вниз, где воздушное течение было слабее.

Выпустили газ. Приближаемся к земле, ко льдам. Начинаем медленно, против ветра, двигаться обратно. Вот уже и океан под нами.

Видим норвежское судно, производившее научные изыскания. Сговариваемся с моряками через рупор. Нас берут на буксир. Ветер рвет. Выпускаем много газа... Падаем в море...

Норвежские моряки спасли экипаж воздушного корабля.

Экипаж «Америки» попал в гости к норвежцам, а гордый и смелый воздушный корабль, прежде вознесшийся в высоту, теперь — на буксире в самом плачевном, донельзя жалком виде. Трюм — в воде, а остов и оболочка — над нею. Много газа выпущено. Бока глубоко впали. «Америка» выглядела отощавшей, как голодающая скотина. Прежде свободная и вольная, она тащилась теперь позади, послушная веревке, тянувшей ее за собой.

Мы встретили у норвежцев того самого Иогансена, с которым Фритиоф Нансен сделал славное путешествие через льды, приблизившись к полюсу, как никто до него. Вспомнили эпизод, как Иогансен, облапленный белым медведем, вразумительно сказал Нансену, когда тот направил на медведя дуло своего ружья: «Пожалуйста, милый Нансен, цельтесь получше». Иогансен произвел впечатление славного, благодушного, уютного человека, как раз такого, каким его и описал Нансен.

Мы вернулись в Уэлман-Камп. Начали вытаскивать «Америку» из воды на берег. Подняли нос, — корма опустилась в воду. Весь газ полупустой оболочки перебежал в ее носовую часть. Весь такелаж, крепивший оболочку к остову корабля, порвался — один трос за другим, и освободил оболочку с газом. Она вертелась, как змея, рокоча низкой октавой. Затем взвилась на огромную высоту и заревела, завыла, раздираясь еще сильнее каким-то неистовым, точно предсмертным криком, и наконец упала в море и затонула.

Этой временной гибелью и закончилась наша попытка посетить по воздуху Северный полюс. Потом оболочку удалось вытащить со дна морского. Более того, она в свое время еще раз послужила Ваниману в полете из Америки в Европу, но опять потерпела крушение. Неудачи преследовали ее.

С Уэлманом и Ваниманом мы обменялись словом, что каждый новый их смелый замысел вновь соединит нас всех.