Летом прошлого года, тихим и ясным июльским утром, невдалеке от Гавайских островов, одной из баз американского флота, можно было наблюдать в открытом море необычайное зрелище. В голубой пустыне Тихого Океана, на значительном расстоянии один от другого, милях в трех, шли два корабля. Один — эскадренный миноносец флота США, другой — старый торговый транспорт в семь тысяч тонн водоизмещения, отслуживший свой срок. На палубе миноносца было очень много народа, значительно больше, чем в обычное время. Помимо команды миноносца, тут находилась команда транспорта, незадолго до этого момента оставившая в шлюпках свой старый корабль и теперь взволнованно следившая за ним. На командном мостике миноносца было тесно. Тут находились военные всех родов оружия, члены специальной комиссии. На транспорте не было ни одного человека. Несмотря на это, он шел своим предельным десятиузловым ходом, и его толстая труба с желтой полосой дымила вовсю. Но вместо капитана и рулевого в его старой, облезлой рубке стояли сложные аппараты радиоприемного устройства, связанные с системой управления корабля.
В опустевшем машинном отделении не было ни машинистов, ни кочегаров. Автоматические форсунки подавали в топки нефть, и пламя гудело, нагревая котлы. Вращались рычаги и шатуны, и винт за кормой пенил воду.
На миноносце, у отправительного радиоприбора стоял инженер-электрик флота. Перед ним находилось нечто, похожее на отрезок рояльной клавиатуры. Он нажимал то ту, то другую клавишу, посылая в эфир невидимую волну. Волна шла к пустому транспорту и там ее перехватывало приемное устройство в рубке. И транспорт, на котором не было живой души, делал повороты, уменьшал и увеличивал ходы, менял ход с заднего на передний и обратно, давал гудки.
Прошло около получаса. И от невидимого берега островов послышалось звенящее комариное гудение. На мостике миноносца люди подняли головы. В безоблачном небе, на большой высоте шли три гидросамолета. Долетев до транспорта, они несколько снизились и стали кружиться над ним. Инженер у радиоотправного устройства нажал нужную клавишу, и труба транспорта задымила гуще — невидимая волна усилила приток нефти к топкам. Транспорт пошел быстрее.
Тогда из пустой солнечной дымки горизонта, на которой не было видно ни одного пятнышка, донесся странный, гнетущий и все усиливающийся рев. Как будто в воздухе неслись по незримому железному мосту несколько взбесившихся паровозов. Их рев и грохот становились все громче и вдруг сразу оборвались. Километрах в двух от идущего полным ходом транспорта из тёмно-синей океанской воды внезапно выпрыгнули три высоких белых фонтана. Вскинувшись выше мачт транспорта, они постояли несколько секунд, как бы застыв, и медленно рассыпались серебрящейся жемчужной пылью, окрашенной желтым дымом.
Глухой рокот прокатился по морю. Через две минуты новые три фонтана выплеснулись с грохотом из воды, но уже ближе к транспорту.
Инженер нажал клавишу. Транспорт круто кинулся в сторону. Очередные фонтаны вспенили океан как-раз в том месте, где должен был оказаться транспорт, если бы шел прежним курсом. Яростней взвыв снарядами, словно озлившись на неудачу, очередной залп взметнул фонтаны у самого транспорта. Старую посудину метнуло на взбудораженной воде — она опять резко кинулась вбок, уменьшая ход. Самолеты, как коршуны над падалью, неотступно кружились вверху. Фонтаны продолжали взлетать то ближе, то дальше, вырывая в спокойной воде бурлящие дымом и пеной ямы. Транспорт все судорожней бросался из стороны в сторону, но самолеты упрямо висели над ним. Наконец, на одиннадцатом залпе, в корпусе транспорта вспыхнуло темномалиновое пламя разрыва, и он заволокся дымом. Дым отнесло ветерком и с миноносца увидели, что у транспорта снесло корму. Он потерял способность управляться. Два следующих залпа взбросили у транспорта целый лес фонтанов, дыма и огня. Когда спала вода и разошелся дым, на поверхности океана плавали только щепки. Транспорт исчез. Самолеты покачали крыльями над его водяной могилой, как бы отдавая прощальный салют, и унеслись к берегу. Миноносец полным ходом пошел за ними.
Опытная стрельба бригады трех линейных кораблей по невидимой цели закончилась. Линкоры стреляли залпами башенной артиллерии четырнадцатидюймового калибра из-за горизонта, с дистанции 260 кабельтовых (около пятидесяти километров).
Но они не видели цели, и цель не видела страшного противника. Огонь корректировался по радио с самолетов. Несмотря на все старания вывести транспорт из-под огня, мишень не могла уйти от ужасающего града стали.
Шести прямых попаданий в корпус оказалось достаточно, чтобы крупный железный корабль оказался разорванным буквально в клочья.
Эта стрельба была наглядным доказательством мощности и неограниченных возможностей современной корабельной артиллерии.
 |
| Артиллерия боевого корабля составляет сложную систему, насыщенную новейшей техникой. Фото С. Фридлянда |
*
Корабль военного флота сегодня — это плавучая крепость, стальной форт, главная боевая сила которого — артиллерия. Лишь для подводных лодок артиллерия всецело заменяется торпедами как главным оружием, ибо даже на миноносцах в последнее время наблюдается тенденция усиливать артиллерию спаренными, довольно мощными орудийными установками — новые итальянские и японские миноносцы. Для больших же кораблей артиллерия, как была раньше, так и сейчас, остается их основной силой. Артиллерия современного боевого корабля составляет сложную систему, насыщенную новейшей техникой. Она требует от обслуживающего персонала, начиная с непосредственной прислуги орудий и кончая старшим артиллерийским специалистом на корабле, полного овладения этой техникой, большого навыка и серьезных знаний.
Чтобы получить ясное представление об артиллерийской службе боевого корабля, попросим, товарищи читатели, разрешения у командования провести несколько часов на линейном корабле рабоче-крестьянского красного флота, выходящем и море на боевую стрельбу. Мы избираем линейный корабль как судно с наиболее мощной артиллерией, с наиболее сложными установками, могущими демонстрировать ярко и наглядно все достижения сегодняшнего морского артиллерийского дела.
 |
| "Разговор" с соседним судном |
Подойдем к катеру корабля, стоящему у пристани, и предъявим пропуск. Старшина катера любезно пригласит нас занять места, катер отвалит и, пробежав по бухте, подойдет к огромной стальной стене — левому борту корабля, к площадке трапа. Наверху нас встретит вахтенный командир, который еще раз проверит наш пропуск и разрешит нам взойти на палубу.
На палубе уже кипит авральная работа, в которой занята вся команда корабли. Мы подошли в последнюю минуту — корабль начинает уже съемку с якоря. Вскоре под нашими ногами палуба начинает подрагивать от заработавших машин, и корабль дает ход. Убегают назад берега бухты, форты, батареи, круглые поплавки плавучего бона, похожие на плавающие в воде огромные красные яблоки, и вскоре мы выходим в открытое море.
Вахтенный командир проводит нас к старшему артиллеристу, и мы обращаемся к нему с просьбой показать его владения. Он выводит нас из кают-компании на палубу и подводит к кормовой башне двенадцатидюймовых (305 миллиметров) орудий. Эта башня расположена ближе остальных к люку кают-компании. Старший артиллерист приказывает старшине открыть входной люк башни, и мы с вами, поодиночке, пролезаем в это узкое овальное отверстие.
На что похожа внутри башня? Если вам приходилось бывать на электростанциях и в операционных больниц, вы решите, что внутренность башни похожа сразу на небольшую электростанцию и на клиническую операционную. Сходство с первой — от массы блестяще начищенных приборов, дисков, указателей, манометров, рубильников и от трех могучих казенных частей пушек, отдаленно напоминающих корпуса динамо-машин. Эмалированная белизна стен, отражающих блики яркого электрического света, и поразительная чистота напоминают операционную.
Вся же башня — чудо человеческого ума и пытливой конструкторской мысли. То, что мы видели снаружи, — подходя к башне, — громадный и тяжелый стальной колпак, из которого высовываются три длинных, как телеграфные столбы, ствола пушек, это только верхняя часть башни, заключающая собственно стреляющий механизм. С ним связан целый комплекс других механизмов, уходящих глубоко внутрь корабля, к самому его дну. Виденная нами снаружи верхняя вращающаяся часть башни, прикрывающая орудия для защиты их и всех приборов, а также артиллерийской прислуги от огня неприятельской артиллерии, покоится на горизонтальных катках, установленных ниже второй палубы, на верхней корме бронированной шахты-колодца, называемой трубой подачи. Труба подачи уходит в корпус корабля до нижней платформы и зарядных и снарядных погребов. Труба подачи одета броней той же толщины, что и вращающаяся верхняя часть. Это усиленное бронирование применяется для того, чтобы во время боя пробивший наружный борт вражеский снаряд не смог нарушить питания боеприпасами стреляющей части башни.
— А как питается башня боеприпасами и заряжаются орудия? — задаем мы вопрос старшему артиллеристу.
Вместо ответа он делает знак одному из находящихся в башне краснофлотцев и тот включает один из многих рубильников. Мы слышим певучее гудение электромотора. Перед казенной частью ближайшего к нам орудия мы видим уходящий под палубу в специальный прорез изогнутый тяжелый рельс. Из прореза, по направляющим выступам рельса, всплывает на уровень казенной части орудия металлический ящик и под ним широкий лоток, по форме похожий на тот, в который дворники сметают мусор. В лотке лежит длинная, почти в человеческий рост, болванка снаряда. Ее вес около 650 килограммов, и поднимать снаряд способны только мощные механические подачи.
С легким лязгом откидывается замок орудия, блеснув масляными винтовыми нарезами, открывая глубокую пасть патронника. Лоток подходит краем к патроннику. Тогда сзади с шипением и чмоканьем выбрасывается к лотку не то кольчатая стальная змея, не то гибкий слоновый хобот. Она ударяет по задку лежащего в лотке снаряда и с силой вгоняет его в пушку. Скользя назад, змея, называемая пробойником, открывает дно металлического ящика над лотком, и оттуда в лоток вываливается длинный мешок из особой хлопчатобумажной материи. Это так называемый картуз, в котором помещается основной заряд бездымного пороха. Порох в картузе похож на связку длинных темно-желтых макарон. Вторично выскочившая змея прибойника вгоняет заряд вслед за снарядом. Прибойник опять отходит назад и в лоток проваливается второй картуз с дополнительным зарядом, который носит наименование полузаряда. Прибойник забивает и его в орудие.
Замок, маслянисто чавкнув, закрывает отверстие патронника, и лоток уползает по рельсу вниз за новой порцией для пищи орудию. Пушка готова к выстрелу. Теперь остается только нажать рычажок-педаль, включающий ток в гальваническую трубку, вставленную в замок орудия. Накал проволоки в трубке зажигает малый пороховой заряд. Его пламя прожигает материю первого картуза, воспламеняет порох, и снаряд выбрасывается из канала ствола в намеченную цель.
Операция заряжания башенного орудия продолжается около полутора минут. Время же от вспышки в гальванической трубке до вылета снаряда из пушки измеряется тысячными долями секунды, нужными для сгорания пороха в картузах.
Снаряды и заряды содержатся глубоко внизу, у нижнего края трубы подачи. Для них устроены на корабле специальные погреба с сильной вентиляцией, с определенно поддерживаемой температурой, герметически закрытые до начала стрельбы. По роду хранимых боеприпасов они носят название снарядных и зарядных погребов. Чтобы совершенно обезопасить эти погреба от возможности проникновения в них во время боя пламени, газов или раскаленных осколков попавшего в башню снаряда, башни изолированы от погребов созданием в трубе подачи особого помещения — перегрузочного поста, мгновенное задраивание люка которого в минуту опасности совершенно разъединяет башню от погребов. Ряд трагических аварий и катастроф, происходивших от недостаточной изоляции погребов, побудил корабельных конструкторов создать такую систему перегрузочного поста, при которой, после подачи в трубу снаряда и заряда, отверстия из погребов автоматически закрываются.
Малая изоляция погребов и спешка во время боя нередко вели к трагической гибели судов в бою. В сражении у Доггербанки, во время мировой войны, попавший в амбразуру башни немецкого линейного крейсера «Зейдлиц» английский снаряд воспламенил поданные к пушкам заряды. Пламя, увлекаемое сквозняком вентиляции, ринулось в трубу подачи, оттуда в зарядный погреб и из погреба в трубу подачи другой башни. Огонь горящего пороха поднялся выше мачт, и в обеих башнях выгорела и погибла от развившегося газа вся прислуга — сто шестьдесят человек. К счастью, немецкий порох не взорвался, а медленно горел, иначе корабль погиб бы в несколько минут, что и случилось в Ютландском бою сразу с тремя английскими линейными крейсерами «Квин-Мэри», «Инвэнсибл» и «Индефатигэбл», где от проникшего в трубу подачи пламени взорвались снарядные и зарядные погреба.
Такая же катастрофа едва не разыгралась на флагманском крейсере адмирала Битти «Лайон», и лишь присутствие духа смертельно раненого командира башни, успевшего отдать приказание задраить люк в перегрузочный пост, спасло корабль от гибели.
Поэтому вопрос тщательной изоляции башни и трубы подачи от погребов во время боя — вопрос жизни и смерти для военного корабля.
 |
| Идет учеба |
*
Нас заинтересовывают многочисленные приборы, сосредоточенные в башне, на орудиях и на броневых стенках. Старший артиллерист любезно объясняет нам их назначение и употребление.
— Прежде, — говорит он, — стрельба морской артиллерии велась в общем беспорядочно. Корабли палили каждый на свой страх и риск, и на каждом корабле каждая пушка могла действовать самостоятельно. В эпоху парусных и парусно-паровых судов, когда флоты сближались для боя на дистанцию в десять, пять, а иногда и меньше кабельтовых, это было допустимо, ибо каждый видел цель близко и отчетливо. Сейчас, при наличии скорострельной артиллерии и стремлении вести бой почти на пределах видимости, такая беспорядочная стрельба невозможна. Корабль, так анархически использующий свое артиллерийское вооружение, был бы мгновенно уничтожен противником, пользующимся современными методами стрельбы. Для того чтобы пристреляться к противнику и перейти на поражение, необходима организованная и точная пристрелка. А для правильной пристрелки требуется полная централизация управления артиллерийским огнем. Если раньше не только командир плутонга, или башни, но даже командир отдельного орудия пользовался правами самостоятельности в выборе цели и способа стрельбы по ней, то теперь все управление стрельбой корабля сосредоточивается в руках старшего артиллерийского специалиста, и вся артиллерия только выполняет приказы центрального поста, не имея никакой самостоятельности и зачастую даже не видя цели. На каждом корабле существует сложнейшая система управления артиллерийским огнем. Она сконцентрирована в центральном посту, связанном с дальномерными постами, боевой рубкой и площадкой центральной наводки, помещающейся на каждом корабле возможно выше, чаще всего в бронированной рубке на фор-марсе. Центральный же пост помещается в самом сердце корабля и имеет особо прочное бронирование, так как выход из строя управления огнем мгновенно обращает боевой корабль в беспомощную коробку, и задача состоит в том, чтобы при всех возможных повреждениях как можно дольше сохранить систему управления огнем. Для этой цели центральных постов обычно бывает два и даже больше, чтобы в случае выхода из строя одного, управление могло быть немедленно перенесено в запасной. Вы видите в этой башне много приборов, которые возбуждают ваше любопытство. Одни из них относятся непосредственно к самой башне и ее функциям. Это прицельные приспособления пушек, их подъемные и поворотные механизмы, позволяющие придавать пушкам тот или иной угол возвышения и горизонтальное смещение по целику, для точной наводки в горизонтальной плоскости. Грубая наводка в горизонтальной плоскости достигается механизмами вращения самой башни, позволяющими с максимальной быстротой обернуть эту стальную махину по полному кругу в триста шестьдесят градусов. Правда, практически башне не приходится описывать полного круга, так как угол горизонтального обстрела ограничен дугой примерно в двести сорок градусов.
— Почему? — спрашиваем мы.
— Потому, — разъясняет старший артиллерист, — что угол горизонтального обстрела башен ограничивается находящимися за ними носовыми и кормовыми надстройками корабля. Кроме того, воздушная волна, вызываемая залпом, имеет такую мощь давления, что приходится ограничивать углы обстрела во избежание деформации надстроек и гибели находящихся на них людей. Чтобы определить границы опасной для человека зоны воздушной волны залпа, и прежнее время привязывали к мостикам и надстройкам баранов, принимая во внимание особую крепость их черепов. И если бараний череп лопался, то приходилось сокращать угол горизонтального обстрела, так как во время боя на мостиках и надстройках находятся сигнальщики и дальномерщики, которые могут быть убиты воздушным ударом.
— Ну и силища! — говорит кто-то из нашей группы с уважением.
— Да, пушечки отменные, — и артиллерист любовно похлопывает ладонью казенную часть орудия, как похлопывают любимую лошадь.
— Другие механизмы — это механизмы, связанные с центральным постом. На них автоматически отмечаются все указания дистанций, прицелов, поправок, вообще все приказания, относящиеся к стрельбе и передаваемые из центрального поста всем башням.
— А сколько вообще пушек на корабле и какого калибра?
— Обыкновенно артиллерия всякого линейного корабля разделяется на главную артиллерию, или артиллерию главного калибра, среднюю, размещаемую в казематах и батареях и служащую для отражения минных и подводных атак и боя с малыми судами противника, и зенитную. Артиллерия главного калибра, находящаяся в башнях, колеблется в разных флотах в пределах калибра от 305 до 406 миллиметров. Средняя — от 100 до 158 миллиметров, а зенитная — от сорокасемимиллиметровых скорострелок и автоматов до 88 миллиметров. Для наибольшего сосредоточения и силы огня артиллерия главного калибра сосредоточивается в башнях группами, иногда по два, но чаще всего в современном флоте по три орудия, и стреляет, как правило, залпами. Башни размещаются на корабле по диаметральной плоскости от носа к корме. Есть несколько способов этого размещения: линейный, линейно-ромбический, ромбический и эшелонный.
— Ой, как это сложно, — вырывается у кого-то из нас: — как это понять?
— Ничего особенно сложного, — улыбается старший артиллерист, — при линейном размещении башни втянуты в одну линию, одна за другой, от носа к корме. При линейно-ромбическом — корабль имеет обычно шесть двухорудийных башен. Четыре располагаются по две в носу и корме, причем в каждой паре стоящая ближе к центру корабля башня расположена выше своей соседки. Две же помещаются по бортам корабля в середине корпуса. Ромбическое размещение — это четыре башни: одна в носу, одна в корме и две по оортам, друг против друга. И, наконец, эшелонное расположение, которое пользуется особой популярностью у немцев, было применено впервые на крейсере «Гебен», теперешнем турецком «Султан Явуз Салим». На нем две башни расположены в носу одна над другой: одна в корме и две по бортам, но не на одной линии. Одна вынесена ближе к носу, другая к корме. Но после долгих экспериментов в большинстве флотов остановились на линейном расположении башен, как наиболее выгодном для использования огневой мощи корабля, ибо это расположение позволяет делать бортовые залпы всей артиллерией. Ну, а теперь, товарищи, познакомившись с башней, пройдемся в центральный пост. Но так как там очень тесно, нам придется побывать в нем поочередно, маленькими группками.
 |
| В кильватерной колонне |
*
Мы следуем за старшим артиллеристом по длинным коридорам, в которых гуляет сквозняк. Мы спускаемся и поднимаемся по узким отвесным трапикам, у которых, вместо ступеней, отшлифованные ногами краснофлотцев тонкие прутья стали. Впервые попавшие на корабль медленно ползают по трапам неуклюжими раскоряками, срываются. Краснофлотцы поглядывают на гостей с добродушными усмешечками — вот, дескать, сухопутные медведи. Наконец, перед нами дверь центрального поста. Она бесшумно открывается, пропуская внутрь старшего артиллериста и первую группу гостей.
Маленькое круглое стальное помещение, без всякого признака каких бы то ни было отверстий, залито электрическим светом еще ярче, чем в башне.
В глазах рябит от телефонных трубок, проводов, досок, рубильников, кнопок. На стенах и толстой стальной колонне, подпирающей потолок -поста, нет свободного местечка.
— Но как же можно отсюда управлять огнем? — в недоумении оглядывается один из вошедших, — отсюда даже ничего не видно.
— Это неважно, дорогой товарищ, — отвечает артиллерист,— глаза поста наверху, на площадке центральной наводки, у дальномеров и в боевой рубке. Здесь мозг и нервный центр артиллерии. Отсюда и название — центральный пост. Во время боя наверху на фор-марсе и мостике стоят дальномерщики. От них мне передаются в боевую рубку дистанции до цели как исходные данные для стрельбы. От штурмана я получаю по телефону курс нашего корабля, пеленг и курсовой угол противника, а также скорость его хода. Мне даются аэрологические данные — сила и направление ветра, состояние атмосферы, плотность воздуха. Перед боем я получаю сведения о температуре в погребах, марках пороха и состоянии орудий. На основании этих данных мне нужно с возможной быстротой, в течение нескольких секунд, назначить прицел для первого залпа по появившейся цели и передать приказание в центральный пост, откуда оно рассылается по башням и казематам. Многое делают за меня приборы, ибо решать с нужной быстротой сложнейшие математические задачи, решение которых составляет искусство современной стрельбы, не под силу человеческому мозгу. У меня есть помощники. Вот эти аппараты называются автоматами. Включенные в действие, они все время передают в башни степень и скорость удаления или сближения корабля с целью. Вы видите тут знаки плюса и минуса. Плюсом обозначается удаление, минусом — сближение. Показания автоматов принимаются в башнях, и орудия автоматически изменяют угол возвышения, соответственно изменению расстояния от цели. Таким образом наводчику, если цель видна, остается только держать ее на перекрестии нитей прицела. При стрельбе же по невидимой цели ему передается цифра деления угломера, по которой он должен удерживать орудие в горизонтальной плоскости.
— А очень трудно управлять огнем? — раздаются вопросы.
— Все трудно, товарищи, пока вы не овладели в совершенстве техникой своего дела. Опытному же артиллеристу вести стрельбу не труднее, чем хорошему пианисту играть сонату Бетховена. Искусство стрельбы заключается в том, чтобы, не спеша, но и не теряя ни одной секунды, учесть все полученные исходные данные: дистанцию, скорость хода свою и противника, пеленг, курсовой угол, ветер, условия освещения, плотность воздуха, качество пороха, степень износа орудий, отклонение по целику — все решительно и успеть накрыть противника раньше чем он накроет тебя. Ну, а теперь, когда я показал вам и артиллерию корабля и ее мозг, нам пора на мостик. Вероятно, скоро уже откроется шит, пробьем боевую тревогу и начнем палить. С мостика вам будет отлично видно.
 |
| Постановка дымовой завесы |
*
Мы поднимаемся на ходовой мостик. Проходя по жилой палубе, мы видим, как краснофлотцы сдвигают столы и скамьи, снимают матовые колпаки с ламп.
— Зачем лампы снимают? — удивленно спрашивает один из нас.
— Лампы не снимают. Снимают только колпаки и абажуры, заклеивают зеркала и убирают все бьющееся. Готовят корабль к бою. Если оставить все это на местах, после стрельбы найдете только мелкую стеклянную пыль — так велико сотрясение от выстрелов. Мебель убирается, чтобы освободить все проходы.
Мы выходим на верхнюю палубу у второй башни. У ее стальной стены прижалась кучка краснофлотцев. Они жадно всматриваются в темную синеву моря, и глаза у них радостно блестят.
— Что, не терпится? — спрашивает артиллерист и поворачивается к нам.
— Вот, — объясняет он с ласковой усмешкой, — это моя молодежь. Молодые краснофлотцы. По второму году служат и сегодня у них праздник — первая боевая стрельба. Ну, и рвутся... в бой. Поспокойней, товарищи краснофлотцы. Запомните, что успех боевой работы артиллерии требует от орудийного расчета полной сработанности, четкости и спокойствия вдвое больше, чем на учениях. А чуть заторопишься, сразу и навалишь. Пойдут пропуски, у наводчиков от волнения щит в глазах двоиться начинает, на перекрестье удержать не могут. Ну и скандал получается. Помните — техника подчиняется только ясному уму и твердым рукам. Не подкачаете?
— Не подкачаем, товарищ командир, — дружно и весело отзываются краснофлотцы, и глаза у них блестят еще ярче.
Мы подымаемся на ходовой мостик. Это открытая площадка на высоте пятиэтажного дома. Здесь командир корабля, старпом, старший штурман, вахтенный командир, связист, сигнальщики и дальномерщики. У восемнадцатифутового дальномера, плавно вращающегося над нашими головами на круглой платформе, сидит в седле, упершись ногами в педали и прижавшись лбом к окулярам, краснофлотец.
— Вот глаза артиллерии, — говорит артиллерист, указывая на дальномер, — вы знакомы с принципом работы дальномера? Нет! Кратко объясню. Вот эта восемнадцатифутовая труба заключает в себе комплект призм и оптических стекол, специально рассчитанных. Они дают возможность различать все предметы, появляющиеся в поле зрения, во многократном увеличении. Но это не все. Путем особой системы изображение предмета в дальномере разбивается по вертикали надвое. Чтобы узнать расстояние до цели, или, как мы говорим, дистанцию, обе части изображения, путем вращения специальных штурвальчиков, совмещаются. Когда достигнуто полное совмещение, дальномерщик видит на особой шкале автоматическую отметку дистанции. Обратите внимание на дальномерщика. Лучшие глаза во всей бригаде, на вес золота.
 |
| Мощный луч прожектора освещает цель |
Дальномерщик на мгновение подымает голову, и мы видим его глаза, пристальные, круглые, как у птицы. По краям мостика, у рогатых стереотруб пригнулись наблюдатели. Вот один из них отрывается от окуляров и поворачивает голову к вахтенному командиру:
— Товарищ вахтенный командир. Слева по носу, курсовой тридцать — щит.
Головы всех поворачиваются в указанном направлении. Дальномерщик, заработал педалями и ведет дальномер налево. Заглянем на минутку в свободную стереотрубу. На самой линии горизонта вырезается тонкая иголочка мачты буксира и тянется легкий дымок. Самого буксира не видно — он за горизонтом. А чуть позади дымка крошечное серое пятнышко буксируемого щита мишени.
— Боевую тревогу! — командир чуть поворачивает голову в направлении вахтенного командира.
— Есть! Горнист! Боевую тревогу!
Горнист подносит горн к губам. По мостику разливается резкая и нервная мелодия сигнала. И на несколько мгновений корабль охватывается горячкой сверху донизу. Сидевших в тени носовой башни, под сурдинку наигрывавших томный вальс на двух гитарах и мандолине, краснофлотцев в одну секунду как вихрем сдуло с палубы. Если бы мы заглянули сейчас в жилые палубы, мы услышали бы непрерывный режущий дребезг колоколов громкого боя и трели дудок. Мы увидели бы, как с недостижимой для нас быстротой несутся по скользкой стальной палубе краснофлотцы, взлетая и скатываясь по отвесным трапам, проваливаясь в люки как фокусники. Две-три минуты — и корабль замирает в полной тишине и безлюдье. Кажется, на нем не осталось людей. Но люди есть — они только заняли свои места по боевому расписанию. Только на ходовом мостике остались те же люди. Но и то лишь потому, что стрельба, хотя и боевая, но в учебных условиях. В настоящем бою весь командный состав тоже исчез бы в боевой рубке, надежно забронированном помещении с узкими, не шире пяти сантиметров, прорезями для наблюдения за морем.
— Штурман! Пеленг на щит? — спрашивает командир корабля.
Штурман приникает к визиру компаса.
— Двести семьдесят два с половиной.
— Ложиться на боевой курс! Шары долой!
Висевшие с обеих сторон мостика на половине высоты мачты черные шары быстро слетают вниз. Это означает, что корабль со среднего хода, которым шел до сих пор, переходит на полный.
Старший артиллерист исчез с мостика. С первыми звуками боевой тревоги он ушел в боевую рубку.
Командир корабля оборачивается к дальномеру:
— На дальномере! Дистанцию до щита!
— Сто девятнадцать!
— Давать дистанцию через каждую минуту.
— Есть, давать дистанцию через минуту... Сто семнадцать пятьдесят...
Корабль чуть кренится влево. За кормой пенистой дугой загибается след.
Внизу под мостиком раздается глухой рокот. Заглянем через поручни обвеса.
Огромная броневая кастрюля башни медленно ворочается, переводя вытянувшиеся дула орудий на правый борт. И мы видим, как эти длинные дула плавно ползут кверху, нащупывая цель. Ими уже управляет, как и остальными пушками, точный расчет артиллериста, сидящего в- боевой рубке и все время получающего от дальномерщиков дистанцию, от штурмана пеленги, курсовые углы и скорости цели.
— Открыть огонь со ста десяти кабельтовых. С первым залпом «наш» до места, — приказывает командир корабля. На половине высоты мачты треплется по ветру красный квадрат сигнального флага, называющегося по своду «наш». Этот флаг всегда подымается во время стрельбы. С первым залпом он взовьется к стеньге и будет находиться там до прекращения огня.
К нам подходит краснофлотец. В руках у него большой ком ваты.
— Берите, товарищи!
Все смотрят с удивлением на вату. Зачем?
— Скатывайте шарики и затыкаете прочнее уши и старайтесь держать рот открытым, — смеясь объясняет вахтенный командир, — иначе прощайтесь с барабанными перепонками.
Мы старательно следуем доброму совету и видим, что то же делают все на мостике. Некоторые командиры вставляют в уши фибровые шарики, связанные ниточкой и висящие на шее. Значит это не шутка и нас с вами не разыгрывают.
Корабль дрожит от полного хода. За кормой вырастает высокий пенящийся вал. Все сорок тысяч лошадиных сил линкора впряглись в работу.
 |
| Корабль дрожит от полного хода. За кормой вырастает высокий пенящийся вал |
Внезапно мы слышим странное и противное блеяние, похожее на баранье. Это ревуны, особый сигнал, подающий знак к залпу. И вдруг... ясное небо на мгновение затмевается перед нашими глазами зеленовато-желтым, горячим, колеблющимся туманом. Стальной трос сигнального фала, с силой метнувшись вбок, хлещет по физиономии неосторожного новичка и сбивает кепи, которое через минуту исчезает в море. Необычайно упругая волна неслыханного грома, от которого у новичков выпучиваются глаза, едва не сбивает нас с ног.
 |
| Залп тяжелых орудий сотрясает воздух |
— Что такое? Несчастье? Катастрофа?
— Залп, товарищи! Следите за щитом — сейчас увидите падение снарядов.
Далеко на горизонте пятнышко щита. Воздух ревет удаляющимся гулом стальных чудовищ. Возьмем любезно предложенные нам бинокли. Теперь щит виден яснее. На плоту, влекомом буксиром, натянут на высоких стойках палаточный брезент. Несколько секунд... Немного левее и ближе квадратного полотна щита из темносиней воды вырываются два высоких фонтана, отдельно, еще левее, третий.
— Три недолет... лево, — слышен бесстрастный голос дальномерщика.
Еще несколько секунд. Снова баранье блеянье ревунов и опять страшный удар грома и воздушной волны по мостику. На этот раз два фонтана встают прямо за щитом, один перед ним и чуть правее.
— Перелет два... один недолет вправо, — отмечает дальномерщик.
Запыхавшийся рассыльный взлетает на мостик.
— Товарищи гости. Старший артиллерист приглашает двух человек в боевую рубку.
Давайте выделим быстро двух человек для визита к любезному хозяину, желающему показать нам самую суть своей смертоносной математики. Он стоит в боевой рубке, смотря в прорезь. Рядом с ним у телефонных аппаратов и приборов телефонисты и. артиллерийские старшины. Мы входим в рубку в момент третьего залпа. Здесь он слышен слабо. Только густой и медленный гул, от которого вибрирует палуба под ногами.
— Один недолет, два накрытия, — сообщает артиллеристу краснофлотец в облегающих голову наушниках телефона.
— Один больше, один лево, — командует артиллерист и под руками старшин, ринувшийся в башню ток передает приказание указателями дисков прицелов.
Новая волна гула докатывается до рубки. Артиллерист напряженно смотрит на телефониста.
— Два накрытия... одно поражение, — радостно сверкнув глазами, кричит телефонист.
— Один лево... Огонь всеми башнями... Залп!
Пристрелка по цели одной башни окончена. Она ведется всегда, как правило, одной башней или по одному орудию из каждой башни. При большом количестве выстрелов в пристреленных залпах было бы трудно отчетливо различать падения и корректировать стрельбу, так как большое количество всплесков от падения снарядов наползало бы друг на друга и смешивалось бы. Сейчас, когда «противник» накрыт, т. е. снаряды легли в непосредственной близости щита, а один дал прямое попадание, можно открывать огонь всеми башнями на поражение.
Залпы следуют за залпами. От одновременной отдачи двенадцати колоссальных пушек кажется, что корабль подпрыгивает на воде, как мячик.
Внезапно в промежутке между залпами к нам доносятся два короткие стона горна, и колокол в рубке отрывисто звонит.
— Дробь, — командует артиллерист, — по башням отбой. Прислуге остаться на местах.
— Что... кончилось? — спрашиваем мы с разочарованием.
— Нет, ложимся на другой курс. Будем бить левым бортом, — отвечает артиллерист и, сняв фуражку, платком вытирает мокрый лоб. Мы с уважением смотрим на человека, который с такой уверенностью и легкостью делает дело, кажущееся нам головоломным и неимоверно трудным.
— Опросить башни, — приказывает артиллерист, — как шла стрельба.
Телефонисты но очереди опрашивают башенных командиров.
— В третьей башне один пропуск...
— В четвертом на втором залпе со снаряда сорвало ведущий поясок. Лег на половине дистанции.
— Черт бы взял такую продукцию, — ругается артиллерист: — запросить третью башню, почему пропуск?
Пропуском называется непроизводство выстрела в момент звучания ревуна. После того как ревун прекратил блеяние, производство пропущенного выстрела не разрешается до нового сигнала залпа.
Башенный командир докладывает, что заряд не воспламенился, хотя картуз и прожжен запалом.
— Вынуть заряд. Отложить для исследования причин невоспламенения, — приказывает артиллерист.
*
Корабль лег на новый курс. С мостика опять непрерывно поступают указания дистанции, пеленга, курсового угла, скорости, артиллерист прищуривает глаза и, шевеля губами, беззвучно делает в уме нужный расчет. Вот он выпрямился. Резкая команда.
— Вторая башня. Наводка по щиту с левого борта восемьдесят пять. Автомат сближения полтора. Прицел сто десять, целик шестьдесят семь.
Автомат, пощелкивая, делает свое дело. Через минуту ревун и гул залпа.
— Теперь идите опять на мостик, — говорит артиллерист, — посмотрите, как будем крошить щит.
Мы выбираемся из рубки и снова выходим на ходовой мостик. Залпы гремят. Щит исчезает в лесу фонтанов. Последний залп.
— Горнист! Отбой боевой тревоги! Команде разойтись, — приказывает командир.
Горн играет сигнал. Башни разворачиваются по диаметральной плоскости корабля и застывают в неподвижности. Только из стволов еще курится легкий желтоватый дымок, относимый назад ветром.
— Идти к щиту!
— Есть идти к щиту!
Корабль круто ворочает и направляется к щиту. Вот он уже хорошо различим простым глазом. Из квадрата он превратился в треугольник — одна из его опорных стоек разнесена в щепы прямым попаданием снаряда. В намокшем снизу брезенте видны круглые прорванные снарядами дыры. Их подсчитывают все на мостике, волнуясь и ошибаясь. Хорошая стрельба — дело чести корабля. Идет жаркий спор по поводу пятна в правом и нижнем углу щита.
— Попадание, — говорит вахтенный командир, — уверяю, товарищ командир корабля, что попадание.
— Никакое не попадание... Вам дай считать, вы насчитаете больше дыр, чем выпустили снарядов, — усмехается командир, — просто грязная ляпка.
Вот мы уже у самого щита. Он медленно проходит по правому борту корабля. Мы стопорим машины. Теперь ясно видно, что темная метка в углу не пробоина, а просто пятно грязи. Начинается точный подсчет пробоин. На сто девятнадцать выпущенных снарядов в щите обнаружена двадцать одна пробоина. Если прибавить к этому близкие накрытия, которые при наличии вместо щита корабля противника дали бы ряд попаданий по надстройкам и рангоуту и у ватерлинии, повредив разрывами подводную часть, — результаты стрельбы блестящи. На «отлично». Артиллерист, вышедший из боевой рубки на мостик, курит с незаинтересованным видом и смотрит не на щит, а в сторону, как будто ему все равно; но мы видим, что он тщетно пытается удержать торжествующую усмешку. Его молодежь не подкачала и дала отличные показатели.
— Как все-таки вы управляетесь с этой страшной премудростью? — спрашивает кто-то из нас у артиллериста, — это же груда математических вычислений! Если бы мне пришлось, я бы возился по часу над каждым залпом.
— Практика,— коротко отвечает артиллерист. — Некоторую сложность представляет только расчет поправок. При их управлении огнем четыре категории. Зная дистанцию, артиллерист должен тщательно произвести учет поправок. Сначала баллистические поправки в ориентации на состояние пороха и износ орудий. Затем аэрологические, потом поправки на маневрирование цели. Эти уже легче потому, что курс и скорость цели определяются приборами, а маневрирование своего корабля учитывается автоматически. Но в нашей стрельбе еще много недостатков. Начать с того, что мы стреляем пока по наблюдениям за падениями снарядов и только начинаем переходить к более совершенным методам: управление огнем по измеренным дальностям для движущихся объектов и по измеренным отклонениям для неподвижных береговых мишеней. В том и другом случае решающее значение имеет широкое пользование дальномерами. Вот почему очень важно иметь на корабле возможно большее количество дальномеров, ибо из суммы слагаемых их показаний можно вывести расчет почти абсолютной точности. Вообще, товарищи, корабельная артиллерия все время шагает вперед семимильными шагами. Мы можем теперь вести точный и действительный огонь как по видимым, так и по невидимым целям. В то же время разрушительная способность снарядов все время возрастает и с повышением их баллистических качеств, возможности повышения давления в стволе при выстреле, а следовательно увеличения начальной скорости снаряда, с применением новых порохов и удлинением пушечных стволов.
— А какова начальная скорость трехсотпятимиллиметрового снаряда?
— Разная у разных пушек в разных флотах. Во всяком случае — огромная, и имеет тенденцию все время увеличиваться. Затем разрушительная сила снаряда значительно увеличивается. Помимо того, новые взрывчатые вещества также прибавили разрушительную силу снарядам. А теперь исследовательская мысль морских артиллеристов занята разрешением проблемы сверхдальней стрельбы, без увеличения калибра. Вообще тенденция увлекаться огромными калибрами, особенно сильная в английском флоте, где проектировалось вооружение линейного крейсера «Худ» — 457-миллиметровыми пушками, ныне оставлена во всех флотах и у самих англичан. Максимумом калибра главной артиллерии можно считать 340 миллиметров. Сверхдальней стрельбы можно добиться и при этом калибре.
— А что это за штука сверхдальняя стрельба?
— О стратосфере слыхали?
— А как же!
— Ну, вот. В связи с возможностью повышать давление в канале ствола в момент выстрела примерно до шести тысяч атмосфер, мы получаем возможность увеличить и начальную скорость снаряда в пределах до тысячи ста метров в секунду вместо прежних восьмисот. Плюс к этому непрерывное совершенствование орудийных установок в отношении увеличения угла возвышения. В башенных установках артиллерии главного калибра мы уже можем доводить углы возвышения до 40°. Вероятно, сможем довести до 60—65. как уже имеем это для орудий порядка восьмидюймовых. При таком возвышении огромная начальная скорость снаряда дает ему возможность почти мгновенно пройти семнадцатикилометровый слой земной атмосферы, а дальше он может лететь уже в безвоздушном пространстве, почти не встречая сопротивления, и таким образом теоретическая дальность его полета бесконечна, если бы не влияние земного притяжения, которое заставит его снижаться после прохода через высшую точку траектории. Это увеличение дальности и угла возвышения дает морской артиллерии еще одно крупное преимущество в крутизне угла падения снаряда. Корабельные пушки, как длинноствольные, имея раньше малый угол возвышения, имели и очень пологую траекторию. Поэтому они зачастую давали рикошеты и скользили при попадании даже на легко бронированные палубы, имея слишком острый угол встречи с целью. Теперь, падая под большим углом, снаряды имеют шанс пробивать самые прочные палубные закрытия.
— Как все это интересно, — мечтательно говорит один из нас, — я хотел бы стать морским артиллеристом.
— Зачем дело стало? — отвечает артиллерист, — нам очень нужны знающие артиллеристы, дорогие товарищи. Весь капиталистический мир вооружается до зубов и вооружается в первую очередь против нас. Нашему флоту нужны сверхотличные артиллеристы потому, что техника сама по себе мертва без людей, обслуживающих ее и в совершенстве ею владеющих.
— А чья артиллерия сильней: наша или капиталистическая? —- задают вопрос артиллеристу. Он хитро прищуривается.
— Смотря где, как и когда. В общем уровень артиллерийской техники более или менее одинаков сейчас во всем мире. Это не исключает неожиданных сюрпризов во время войны. Но сюрпризы будут взаимные.
— А какие? — перебивает артиллериста любопытный собеседник.
— А это тогда будет видно, дорогой товарищ... А во-вторых, как я уже вам говорил, дело не столько в орудиях, сколько в работающих при них людях.
С сознательными бойцами, энтузиастами своего дела, отчетливо видящими не только цель, в которую нужно стрелять, но и твердо знающими цель, за которую они идут в бой, и среднюю технику можно превратить в отличную. В гражданской войне мы били интервентов со всей их высокой техникой, и били так, что клочья летели. А имея сейчас такую, в общем, высокую технику, как у нас, технику не только не отсталую, но иногда и превышающую буржуазную технику, и с такими бойцами, как у нас, можно творить настоящие чудеса. Я уже почти двадцать лет во флоте и что ни новый призыв, то доброкачественней человеческий материал, обслуживающий ту боевую технику, которой предназначено славное дело защиты нашей социалистической родины. Вот вы все молодежь! Идите в военно-морские вузы. Артиллерия, товарищи, не только боевое дело — она увлекательнейшая и поэтическая наука, открывающая огромные перспективы ее применения для гораздо более полезных целей, чем человекоистребление. Когда капитализм будет уничтожен на всей нашей планете, человечество сдаст в архив боевую артиллерию и займется решением ряда мирных проблем при помощи артиллерийской науки. Не забывайте, что идея ракеты рождена артиллерией. А вопрос о междупланетных сообщениях непосредственно связан с проблемой ракеты. Мы сейчас решаем задачи: как скорее и безопаснее для себя отправить на дно корабль противника, а наши дети будут решать вопрос, как в наикратчайший срок отправить на Марс или Венеру почту и товары, или перевезти делегацию ученых для установления связи и обмена междупланетным опытом. Без баллистики и артиллерии в этом деле не обойтись. А пока будем учиться нашему боевому делу, чтобы в нужную минуту сумет отстоять нашу страну от нападения любого хищника. Это тоже наука и наука нелегкая. Мощь артиллерийского оружия флота вы сегодня отчасти видели. Это была стрельба учебными снарядами без разрывного заряда. Эффективность стрельбы боевыми снарядами во много раз больше. Нет ничего, что могло бы устоять перед сокрушающим ударом корабельного огня. Когда немцы в четырнадцатом году превосходными силами предприняли обход левого фланга западного фронта, двигаясь по бельгийскому побережью на крыло английской армии, сухопутные войска не могли остановить этой лавины. Тогда командование обратилось за помощью к флоту. И флот одним орудийным огнем совершенно деморализовал немецкие корпуса, выбив из них наступательный дух.
А в этой операции принимало участие только несколько старых британских кораблей и два только что построенных монитора с пятнадцатидюймовыми пушками, по две на каждом. Из-за мелкости побережья и опасности подводных атак Англии не могла послать более крупную поддержку.
Чтобы судить о неимоверной силе нашего артиллерийского огня, приведу нам еще один пример из боевой истории черноморского флота в ту же мировую войну. Летом 1916 г. немецкий крейсер «Бреслау» встретился в открытом море с русским линкором «Императрица Мария». Немецкий крейсер, обладавший только четырехдюймовой артиллерией, но имевший огромную скорость хода, бросился наутек от линкора. Оставались считанные секунды сделать несколько залпов по уходящему врагу, пока он выйдет за пределы досягаемости. На «Марии» был отличный артиллерист Урусов. Третий шестиорудийный залп положил очень кучно под самый форштевень уносящегося «Бреслау». По рассказу немецкого офицера, одновременный разрыв шести двенадцати дюймовых снарядов вырвал такую пропасть в воде, что «Бреслау» ухнул в эту яму и зарылся в воду всем полубаком до самого ходового мостика. Осколками у него была изрешечена вся носовая часть и в двух местах лопнуло днище.
Крейсер спасся только благодаря прекрасной постройке и исключительной живучести. Вот что может сделать морская артиллерия в хороших руках... Ну, а сейчас, дорогие товарищи, извините. Пойду отдохну немного, а там нужно будет пройти по башням осмотреть материальную часть, нет ли каких-нибудь неполадок после стрельбы. Учеба — учебой, а корабль всегда должен быть готов к настоящему бою.
 |
| После "боя" спокойно плывет линкор в колонне боевых кораблей. Фото С. Фридлянда |
Мы благодарим артиллериста, прощаемся и спускаемся в ждущий нас катер. Мы полны впечатлениями виденного и у каждого рождается желание изучить увлекательную науку артиллерии, чтобы в час грозной необходимости послужить своим знанием делу защиты нашей великой родины, Советского Союза.
Комментариев нет:
Отправить комментарий