Разведчики недр | ТМ 1938-10

В. ХОЛОДКОВСКИЙ, Фото Е. КУЗНЕЦОВА

Лето 1937 года. Москва. Деловой день XVII Международного геологического конгресса в разгаре. В большой аудитории Почвенного института идет заседание одной из секций конгресса.

На кафедру поднимается молодой человек — необычайно молодой для такого маститого собрания. Он обводит глазами присутствующих. Вот Хельге Баклунд, глава шведской делегации. Вот француз Блондель. Чешский геолог Заплеталь. Рядом, кажется, профессор Зондер? Вот наши советские геологи: Заварицкий, Григорьев, Бритаев — секретарь сегодняшнего заседания. А председательствует нынче Пеннти Эскола, известный финский петрограф, высокий седеющий человек с умными серыми глазами...

Как-то примут они доклад самого молодого участника конгресса, комсомольца Петра Кропоткина? Докладчик успевает еще перехватить ободряющий взгляд Бритаева, потом, откашлявшись, он расправляет лежащий перед ним текст доклада.

— В предполагаемом сообщении я попытаюсь осветить вопрос об энергии тектонических процессов и о роли этой энергии в образовании кислых магм пород гранитов, гранодиоритов и их эффузивных аналогов...

Так начал свой доклад молодой советский геолог Кропоткин. Докладчик по-новому рассказал «биографию» всем известного гранита.

Наука, — утверждал Кропоткин, — недостаточно учитывает энергетическую сторону геологических процессов. Какая колоссальная энергия заключена в этих сдвигах, перемещающих огромные массы пород, сминающих их, громоздящих их друг на друга!.. Он, докладчик, сделал попытку подсчитать количество этой энергии на 1 куб. см породы и пришел к выводу, что в определенных условиях механическая энергия тектонических процессов превращается в свой тепловой эквивалент. Количество выделяющегося при этом тепла достаточно для того, чтобы расплавить горные породы, чтобы превратить их в расплавленную кипящую магму, которая после своего застывания дает гранитные тела...

Когда переводчик перевел доклад уважаемому собранию, кое-кто из иностранных ученых переглянулся иронически и вопросительно. Это должно было, вероятно, означать сомнение и нерешительность: не следует ли признать теорию этого молодого русского геолога слишком уж смелой?

Тогда взял слово председательствующий Пеннти Эскола.

— Это большая тема, — так примерно сказал он. — Я не могу не приветствовать этот доклад как одну из весьма удачных попыток разрешить сложный вопрос о связи тектонических и магматических процессов. Это интересная новая теория!..

С такой же положительной оценкой выступил на заседании секции и профессор Хельге Баклунд. Явно заинтересованный гипотезой молодого советского геолога, он после заседания долго беседовал с комсомольцем Кропоткиным. А в «кулуарах» конгресса Баклунд отозвался о докладе Кропоткина, как о «единственном свежем докладе, который мы услышали на данной секции».

Петр Николаевич Кропоткин — не единственный геолог в роду Кропоткиных: известным исследователем Сибири был его двоюродный дед, знаменитый революционер Петр Алексеевич Кропоткин.

Блестящий доклад на международном конгрессе — не первая научная победа молодого геолога. У него есть уже три серьезные научные работы, одна из которых премирована на всесоюзном конкурсе ЦК ВЛКСМ в честь двадцатилетия Октября. А за свою энергичную работу по освоению Охотско-Колымского края комсомолец Кропоткин был награжден в 1935 г. почетной грамотой ЦИК СССР.

П. Н. Кропоткин — достойный представитель молодого поколения советских геологов, «рудознатцев» и разведчиков недр. Это поколение выращено заботами большевистской партии. Оно выросло в годы великих сталинских пятилеток. Оно призвано к решению больших научных проблем, к выполнению исторических народнохозяйственных задач: советские геологи должны отыскать дорогу ко всем еще не открытым естественным богатствам нашей социалистической родины, они должны вручить народам великой Советской страны ключи от ее обширных подземных «кладовых»...

«Как хозяин», неутомимый и зоркий, проходит наш молодой геолог по всем краям и окраинам «необъятной родины своей». И всюду белеют палатки его экспедиций, стучит его геологический молоток, звенит его комсомольская бодрая песня (может быть, самая «геологическая» из всех наших массовых песен):

Широка страна моя, родная...

В сибирскую тайгу и пески Средней Азии, на Памир и Камчатку, в Якутию и Казахстан — всюду рассылает Академия наук свои экспедиции, в которых от года к году все более видное участие принимает наша молодежь.

*

Их было шестеро в этом молодежном отряде казахстанской геологической экспедиции... Заместитель начальника отряда — уже известный читателю комсомолец Кропоткин. Молодой беспартийный геолог Николай Штрейс. Вульф Мининберг — студент-коллектор, молодой коммунист, ныне первый секретарь обкома КП(б)К и депутат Верховного Совета Казахской ССР. Стратиграф С. Е. Колотухина. Студент Алма-атинского горного института казах Кабай Таукин. Бывший лихой танкист Вася Андросов, неутомимый шофер отряда, про которого его спутники говорят, что он «умеет выезжать из любой ямы передом, задом и даже... боком!» Самому старшему в отряде едва минуло двадцать девять лет.

Маршрут и научные задачи явствовали уже из самого названия: «Отряд среднего пересечения». Этому отряду предстояло, углубившись от Караганды на 150 км к югу, исследовать район больших гранитных гор Калдырма и хребта Джаксы-тагалы, выяснить геологическую историю района и составить его геологическую карту (около 5 тыс. кв. км), а отдельные участки изучить более детально в отношении их рудоносности.

Лагерь раскинулся у р. Топар.

Рабочий день геологического отряда начался рано: надо спешить, пока палящее солнце еще не поднялось высоко. В 7 часов утра наши геологи уже были в поле. Если предстояло лишь общее обследование местности, отряд обычно пользовался для передвижения машиной; если же нужен был более детальный осмотр, геологи садились на коней или шли пешком.

До глубокого вечера продвигались они в намеченном направлении, часто останавливаясь, внимательно исследуя естественные выходы коренных пород, отмечая на карте точку каждого месторождения, отбивая геологическим молотком образцы и пробы.

Перед экспедицией одна за другой проходили картины выветривания гранитных пород...

Иногда в осадочных породах они находили остатки давно исчезнувшей фауны и флоры — отпечатки растений, ракушки животных, живших в водах огромного доисторического моря, которое некогда простиралось на месте нынешнего Казахстана.

«Друзья» разведчиков в лагере.

Повседневно сама природа воспитывала, тренировала характерное и обязательное для каждого геолога качество: умение «геологически» мыслить. В природе все — намек и подсказ. И с теми, кто умеет ее понимать, она говорит живым и чудесным языком.

Недаром с такой теплотой вспоминает комсомолец Кропоткин свои казахстанские скитания. Он полюбил степные горькие запахи этой земли. Он помнит циклопические нагромождения ее гранитных громад, и сырые луговины ущелий с сочной зеленой травой, с тощей рощицей из родных русских березок, и скалы, в которых ветер вырубил соты, ходы, целые тоннели и арки. «Теск-тас» — дырявый камень — называет казахский народ эти горы.

Но не только горы и недра видит молодой советский геолог во время своих экспедиций. Общественник, комсомолец, строитель нового, социалистического общества, он умеет видеть живых людей, с которыми его сталкивает кочевая судьба. Он хочет близко узнать братские народы великого Советского Союза, он всегда ищет живой, непосредственной связи и тесного сотрудничества с местным населением.

Первой вылазкой «отряда среднего пересечения» была поездка на Кайрактинское медное месторождение. В предыдущие годы здесь уже производились какие-то изыскания; сохранилось даже кое-какое примитивное оборудование, за которым присматривал старый казах — сторож из кочующего поблизости колхоза.

Это обстоятельство выяснилось, впрочем, лишь позднее. Во время своего пребывания на Кайрактинских месторождениях геологи не встретили там ни души. И лишь спустя дня два к ним в лагерь прибыли на волах три казаха-колхозника. Один из них и оказался стражем Кайрактинских месторождений. Мысль о том, что кто-то побывал там в его отсутствие и что, может быть, что-нибудь из доверенного ему государственного добра исчезло, не давала старику покоя. Он поехал в лагерь за добрых 15 км, так сказать, для «личного расследования».

— Ты — товарищ, мы — товарищ... Скажи, какой материал брал? — строго, с достоинством приступил он к начальнику отряда.

Казах внимательно осмотрел все палатки и, успокоившись, весьма довольный, уехал, кланяясь и дружелюбно похлопывая по плечу геологов.

Через несколько дней, когда лагерь экспедиции передвинулся уже непосредственно к самому Кайрактинскому месторождению, геологи получили возможность действительно убедиться в том, каким прекрасным товарищем оказался для них этот старый казах. Он встретил их радостно и сердечно, как встречают старых добрых друзей. Он самолично пожелал разбить палатки и устроить лагерь. Он чувствовал себя здесь хозяином и всячески старался выказать гостеприимство.

Палатка приютилась у подошвы горы Брементау, в долине реки Кара-Су.

На другой стороне реки Кайракты стояло казахское кочевье, и вскоре через своего приятеля-сторожа геологи перезнакомились буквально со всем колхозом «Кара-саз».

Нечего было и думать о том, чтобы утром, выходя на работу (а идти приходилось через колхоз), не зайти к кому-либо из «кунаков» — выпить чаю или кумыс. Отказаться значило бы кровно обидеть радушных казахов.

А по вечерам лагерь в свою очередь неизменно принимал гостей. Приходил председатель колхоза. Приходили степенные осанистые старики — посидеть, помолчать у костра. Приходил и старый знакомый «ты — товарищ, мы — товарищ» (за ним в лагере так и укрепилось это прозвище) и, поглаживая свои редкие, по-монгольски свисающие книзу усы, подолгу слушал, как Мининберг поет задушевные украинские песни.

А потом, одобрительно помолчав, говорил:

— Моя не так поет. Моя другой песня поет, — и запевал сам высоким заунывным тенорком какую-нибудь казахскую народную песню.

Иногда лагерь устраивал для колхозников доклады, читки, беседы: о текущих политических делах; о метеорите, незадолго до того пролетевшем над этой степью; о той работе, которую ведет экспедиция, и о том, зачем она ее ведет и какая от этого польза казахскому роду; о Сталинской Конституции и о далекой Москве, где живет сам Сталин, о ее нарядных улицах и домах, о кремлевских башнях, о подземных дворцах метро... Усевшись в кружок, казахи слушали эти рассказы так, как умеют слушать лишь на Востоке.

Дружбу проверяют в беде. Однажды в лагерь прискакал председатель казахского колхоза: нет ни капли смазочного масла, остановились уборочные машины!.. Геологи охотно поделились с казахами своими запасами. Зато, когда в лагере пала одна из лошадей, колхоз немедленно откликнулся: казахи приехали, помогли содрать шкуру (ее нужно было сдать при акте), послали верхового в районный центр, чтобы получить новую лошадь.

Лагерь экспедиции успел откочевать уже далеко за реку Кайракты, но дружба геологов с казахским населением не прервалась. Люди приходили и приезжали за несколько километров. Они приносили издалека бережно завернутые кусочки свинца, характерные синие и зеленые обломки меденосных пород, куски каменного угля и спрашивали:

— Такой камень надо? Ходи, бери, товарищ!..

Такую же тесную связь с местным населением сумели установить комсомольцы и других отрядов казахстанской экспедиции. И это немало помогло молодым геологам в их работе. Когда отряд комсомольца В. Б. Кочурова добрался до районного центра Кибартау, к нему тоже стали поступать от местных жителей многочисленные заявки и сообщения. Казахи указывали, где нужно искать золото, медь, барит. Они привели геологов к давно заброшенным калмыцким медным ямам в 40 км от Кибартау. Показали богатые выходы пиритов на южном склоне Чингизского хребта...

На помощь машине, застрявшей в пойме озера Коршункуль, прибыл «буксир».

*

Если подытожить все, что сделано молодыми геологами за два года, то станет ясно, какую большую и ценную в народнохозяйственном отношении работу провела казахстанская экспедиция.

Обследование Шоинтасского месторождения положило начало переоценке железнорудных месторождений Казахстана: можно думать, что руды Атасу со временем, в сочетании с карагандинским углем, смогут стать основой будущей казахстанской черной металлургии. А старый горнопромышленный район Успенских рудников (к сожалению, сильно подорванный хищническим хозяйничаньем английской компании в 50-х годах прошлого века) еще пригодится в качестве одной из баз Прибалхашского медного комбината.

Считавшийся «неинтересным» в рудном отношении район Чингиза оказался весьма рудоносным. Молодые геологи обнаружили здесь и золото, и марганец, и медь. В 150 км от Кибартау найден свинец. В гранитном массиве гор Чонжур установлено наличие кобальта. В горе Койтас и в других местах обнаружен вольфрам.

В русле реки Куру-Вакан найдены крупные обломки углистых сланцев — находка немаловажная в районе, где единственным топливом является кизяк и карагайник.

Молодые геологи детально изучили массивы вторичных кварцитов в горах Салдыр-Тюбе и Чунай: в северной части этого района залегают андалузиты и дюмортьериты (огнеупорное сырье), корунд, а в горе Чунай — алунит.

Подобные же открытия, но в еще больших масштабах, были сделаны и специальным «отрядом вторичных кварцитов», работавшим на северном побережье Балхаша. Детальная разведка двух вновь открытых здесь корундовых месторождений уже начинается. Отряд нашел до двадцати андалузитовых массивов. А открытые им запасы алунитов позволяют уже сейчас поставить на обсуждение новую промышленную проблему: вопрос о возможности создания на базе алунитов собственной казахстанской алюминиевой промышленности.

Обнаружены новые месторождения сурьмы и свинца.

Западный отряд экспедиции нашел в горах Улутау олово; этой находкой весьма серьезно заинтересовалась промышленность.

Аральский разведочный отряд экспедиции разыскал много новых артезианских источников в таких местах, которые до сих пор считались совершенно безводными. А к юго-востоку от Аральского моря были обнаружены характерные соляные купола, с которыми часто бывают связаны залежи нефти...

Таков краткий перечень новых естественных богатств, которые включает в народнохозяйственную сокровищницу СССР казахстанская экспедиция Академии наук, проведенная в значительной мере силами молодых советских геологов.

Но оставался еще один, может быть, самый ценный, самый значительный вывод из работы экспедиции...

Когда участники экспедиции, вернувшись из летних путешествий, стали сопоставлять и продумывать материалы, добытые каждым отрядом, то оказалось, что конечные выводы в значительной мере совпадают и подтверждаются и у Кочурова (восточное пересечение), и у Кузнецова (западное пересечение), и у других. Такая «взаимопроверка» укрепляла научную ценность выводов.

Оказалось, что независимо друг от друга отдельные работники экспедиции пришли к крупным принципиальным научным обобщениям, в корне разрушающим некоторые положения, укоренившиеся в казахстанской геологии.

Существовало, например, некритическое увлечение так называемыми «разломами». Их отмечали на геологической карте даже там, где в действительности о них и помина не было. Кое-кто из защитников этой теории в своей «разломомании» дошел до того, что стал искать не руду по разломам, а... разломы по руде!

Общепринятое мнение упорно приписывало возникновение некоторых железорудных месторождений Казахстана вулканическим процессам. Но работники экспедиции пришли к убеждению, что руды эти — осадочного происхождения.

Чувствовалось, что назревает некий научный «конфликт» между молодыми советскими геологами и наиболее консервативной частью старшего поколения геологов, ревниво упорствовавшей в своих заблуждениях. Именно на печальном состоянии старой казахстанской геологии ярче всего сказался этот ученый консерватизм. И вот теперь в застоявшиеся теории врывалась какая-то свежая струя, какие-то новые, смелые, мысли...

Молодежь готова была дать бой. И она дала его на казахстанской конференции, состоявшейся недавно в Академии наук. На этой конференции капитулировала не одна устарелая «истина» из числа непреложных, разлетелось не одно ложное и предвзятое представление старых геологов. Потерпела жестокий разгром и «легенда о разломах»: ее блестяще опровергли исследования целого ряда молодых участников казахстанской экспедиции — Штрейса, Колотухиной, Богданова, Кочурова, Кропоткина. Молодежь убедительно доказала, что в целом ряде случаев никаких разломов в Казахстане нет, а есть другое, более сложное явление — складчатость. А это в корне меняет вопрос о запасах рудных месторождений, о необходимом направлении разведки и т. д.

Перед слушателями вырисовывалась новая, совершенно иная, более сложная схема тектонического строения Казахстана!

*

Так молодое поколение советских геологов детально изучает природные богатства социалистической родины, смело разбивает устаревшие научные теории и разгадывает все тайны недр своей земли.