Инж. Д. ОНИКО, депутат Верховного Совета РСФСР
Я люблю машины. Дружбу с ними завел еще в детстве. Я был беспризорником, и детство мое протекло под стук паровозных колес. В отличие от других беспризорников, ездивших «со всеми удобствами» в ящиках под вагонами, мое «плацкартное» место находилось обычно под котлом паровоза. Иногда я пробирался к машинисту в будку. Страшно интересовала меня большая и непонятно работающая машина, которая тянула за собой длинный состав вагонов. Машинист рассказывал про свой паровоз. Я слушал и мечтал: вырасту — обязательно буду машинистом.
*
Так пробегал год
за годом. Казалось, никаких перемен в моей жизни неоткуда ждать.
Но вот наступил
1924 год, когда я узнал, что есть на свете комсомол и что для меня возможна
иная жизнь.
В холодный
январский день на улицах Кременчуга появились траурные флаги. Умер Ленин.
Рабочие строились в колонны для участия в траурном шествии. Невольно я пристал
к одной такой колонне. Никто меня не оттолкнул. Впервые в жизни я шагал вместе
с рабочими, и это уже была новая дорога, уводившая меня от беспризорщины.
Начал посещать
клуб транспортников, как-то незаметно для самого себя стал активистом,
записался в юнсекцию, познакомился с комсомольцами. Мною занялись комсомольские
ребята. Они сказали, что обязательно выведут меня «в люди». Я особенно этому не
противился. Беспризорщина порядком надоела. Комсомольцы были ребята упорные.
Сначала они направили меня в ликбез. Когда я стал разбираться в грамоте и
научился немного писать, мне предложили подать заявление в комсомол. Помню, с
каким волнением писал я большими буквами, еще неуверенным почерком это
заявление. Писал и думал: «Неужели примут? А вдруг не примут?..»
Вызвали на
комсомольское собрание. Стали обсуждать мое заявление. Кое-кто выступил и
сказал, что не место мне в комсомоле. Дело в том, что в качестве беспризорника
я пользовался в Кременчуге довольно большой, но не особенно приятной
популярностью. Тем не менее большинство собрания высказалось в мою пользу. Я
стал комсомольцем. С этой поры, собственно, и начинается моя настоящая
сознательная, советская жизнь.
Меня направили
учиться в ФЗУ лесозавода Южной дороги. В путевке стояла приписка: «Помните,
товарищи, кем был этот мальчик. Больше чуткости!» И действительно, на новом
месте ко мне относились очень хорошо. О прошлом никогда не вспоминали, словно и
не был я беспризорником. Сразу выбрали старостой, потом председателем
ученического комитета. Стал я редактировать заводскую газету, начали появляться
мои заметки и в городской газете «Кременчугский рабочий». Вскоре избрали меня в
члены бюро комсомольской ячейки. Общественно-политическая работа увлекла меня,
и в 1928 г. я подал заявление о приеме в партию.
Не меньше
интересовали меня и машины. Моя любовь к ним не пропала. На лесозаводе работала
паровая машина, но уже не на колесах. Спать под котлом больше не приходилось, я
имел свою комнату, и теперь можно было подойти к машине с другой стороны. Мне
доставляло большое удовольствие разбираться во всех механизмах и выяснять, что
к чему. Проработав полтора года, я получил звание помощника машиниста.
Аппетит к учебе
только разгорался. Хотелось идти дальше, знать больше. Передо мной постоянно
были слова Владимира Ильича, обращенные к советской молодежи: «задача состоит в
том, чтобы учиться».
В 1929 г. меня
послали на курсы по подготовке в вуз, а спустя год я поступил в Московский
горный институт в счет «профтысячи». Теперь лишь начиналась самая настоящая и в
то же время самая трудная учеба.
*
Нелегко давались
мне науки. Легко учиться теперь молодому человеку, который кончает десятилетку
и во всеоружии элементарной математики, физики, химии и многих других дисциплин
переступает порог высшей школы. У меня же был довольно скудный запас знаний.
Надо было взбираться на вершины высшей математики, в то время как я с трудом
разбирался в элементарной. Надо было изучать теоретическую механику,
начертательную геометрию, сопротивление материалов и многие другие науки, о
которых я раньше никогда и не слышал. Однако слишком велико было мое желание
учиться, чтобы что-нибудь могло меня остановить. Я занимался дни и ночи, и
должен сказать — учился неплохо: был отличником и не раз был премирован за
хорошую учебу.
Летом ездил на
практику. Поехал однажды в Донбасс на механизированную шахту «Пролетарская
диктатура». Здесь было много всяких машин, механизмов, приспособлений. Мне все
это очень нравилось. Впрочем, при всем моем уважении к машинам я никогда слепо
перед ними не преклонялся. И как бы хороша ни была машина, всегда думал: а
нельзя ли ее сделать еще лучше или даже вместо этой машины сделать новую?
Мне кажется,
такой подход к технике — самый правильный.
На шахте
«Пролетарская диктатура» в большом ходу были вагнеровские скреперные лебедки.
Работали они из рук вон плохо, часто ломались, вызывая простой и дезорганизацию
всех процессов. Местные инженеры свыклись с плохой работой лебедки и только
руками разводили:
— Что поделаешь,
ведь конструкция-то заграничная!
Конечно,
раскритиковать эту конструкцию не представляло труда, но надо было предложить
взамен что-нибудь лучшее. Я изучил все недостатки этой лебедки, а потом засел
за книги и чертежи. Работа увенчалась успехом. Была создана, по существу, новая
скреперная лебедка. Эксперты Главугля признали ее одной из лучших лебедок этого
типа.
*
Первый успех
окрылил меня. С тех пор изобретательская работа стала моим любимым занятием.
Весной 1934 г.
разбиралась в Москве Китайгородская стена. Как-то, проходя мимо, я
заинтересовался этим делом. Работа шла медленно, полукустарно. Сюда так и
просились механизмы. Я решил над этим вопросом поработать и вскоре смог предложить
Московскому совету агрегат для резки кирпичных стен. В этот агрегат входили:
канатная пила, кран-укосина и врубовая машина. Председателем Московского совета
в то время был т. Булганин. Он быстро продвинул мое изобретение, и дальнейшая
разборка стен производилась, уже механизировано. Агрегат работал безукоризненно
и стал применяться потом при сносе других сооружений.
За годы
пребывания в институте мне удалось сделать несколько самых разнообразных
изобретений. Тут и депульверизатор — аппарат для очистки помещений от пыли, и
костылезабивочная машина для транспорта, и бочкоподъемник для нефти, и кое-что
другое.
*
Учеба в Горном
институте подходила к концу. Надо было готовить дипломный проект. Стал я
задумываться, какую же тему выбрать для диплома. Для каждого оканчивающего
студента — это самый волнующий вопрос. Меня больше всего занимала задача
повышения производительности в угольной промышленности. Мне казалось, что еще
не все сделано в области механизации, что далеко не все взяли мы от современной
техники. Если изгнать ручной труд, особенно там, где он применяется в большом
объеме, то можно добиться громадных результатов.
У меня уже были к
тому времени отдельные изобретения, связанные с механизацией процессов
угледобычи, — та же скреперная лебедка, затем индикатор кровли — прибор,
сигнализирующий об опасных давлениях в лаве, наконец «орлоуловитель»,
предотвращающий срыв вагонеток с пути на уклоне. Последнее изобретение было
сделано мною совместно с другим студентом.
Возникла мысль,
что если собрать все эти механизмы, да еще прибавить новые, то можно будет
разработать вопрос о комплексной механизации шахты. Эту тему я и избрал для
своего дипломного проекта.
В декабре
прошлого года наступил долгожданный день, когда я должен был защищать перед
государственной квалификационной комиссией свой диплом. Об этом дипломном
проекте хотелось бы рассказать подробнее.
...Лава
представляет собой в шахте то место, где производится добыча угля. Здесь
работают врубовые машины. Врубовка в опытных руках стахановца может делать
чудеса. На сегодня эта машина бесспорно знаменует собой передовую технику. Но
вот последующие процессы отстают, не поспевают за быстрым ходом врубовки. В
первую очередь это относится к операции, идущей вслед за выработкой, — навалке
угля. Как раз после того, как врубовка подрубает пласт, начинается самая
трудоемкая работа — работа навалоотбойщиков: они отбивают подрубленный уголь,
бросают его на линию скрепера и ставят за собой крепление.
Работая над
комплексной механизацией шахты, я прежде всего взялся за конструирование
навалочной машины, которая могла бы заменить навалоотбойщиков. Такая машина
была мною разработана. Она может убрать до 100 т угля в час. Если считать, что
после проходки лавы длиной в 150—180 м скопляется примерно 500 т угля, то
навалочная машина уберет этот уголь за 5 часов. Устройство ее довольно простое,
и обслуживается она всего двумя рабочими. Между тем при работе вручную для
уборки того же количества угля понадобится не менее 40 навалоотбойщиков.
Навалочная машина
убирает уголь прямо с забоя на транспортер. Возник вопрос: а справится ли
транспортер с новым большим потоком угля, не будет ли здесь задержки? Дело в
том, что после проходки каждой лавы транспортер передвигается на новое место.
Существующие типы транспортеров устроены так, что требуется 3—4 часа, в лучшем
случае 2 часа для передвижки их на новое место. А уголь ждать не может. Сама
идея «шахты сплошной механизации» в том и заключается, чтобы уголь все время
добывался в лаве и, нигде не задерживаясь в пути, непрерывным потоком выходил
наружу.
Навалочная машина поднимается вверх по подрубленной лаве. Уголь сгребается вниз на транспортер посредством двух вращающихся бесконечных лент, на которые насажены лопасти. |
Пришлось заняться
переделкой транспортера. Были разработаны такие приспособления, с помощью
которых можно передвинуть транспортер на новое место за каких-нибудь 2—3
минуты. И для этой операции достаточно двух-трех рабочих вместо восьми-десяти,
которые необходимы сейчас.
Таким образом, и эта задача была решена. Но в технике одно цепляется за другое. Быстрая передвижка транспортера потребовала иного крепления. Мною и было предложено так называемое консольное крепление, способное выдержать быстрое перемещение транспортера. Одновременно это крепление служит и для наблюдения за кровлей.
Консольное крепление, позволяющее быстро передвигать конвейер, с которого уголь ссыпается непосредственно в вагонетки.
До сих пор
поведение кровли не поддавалось контролю работников шахт. А кровля могла вести
себя самым коварным образом — неожиданно обрушиться и затормозить всю добычу
угля. Между тем при полной механизации шахты лава будет передвигаться очень
быстро, и здесь особенно важно знать, как будет себя вести кровля. Для этого и
служит изобретенный мною индикатор кровли. Этот прибор непрерывно автоматически
выводит кривую давления кровли в тоннах и при помощи целой системы световых
сигналов предупреждает, где и в какой момент следует ожидать обвала. Имея такой
прибор, можно работать совершенно спокойно и уверенно.
Так, идя шаг за шагом по всем ступеням угледобычи, я выискивал слабые звенья, где могли произойти перерыв, задержка, и разрабатывал соответствующие рационализаторские предложения. В числе их имеется особая вагонетка для спуска в шахту ответственных механических частей, моторов, трансформаторов и т. д. Затем я придумал прибор, определяющий температуру в угольных штабелях и сигнализирующий об опасности самовозгорания.
Мои расчеты показывают, что шахта, применив такую сплошную механизацию, сможет совершенно свободно давать три цикла в смену.
Схема автоматической передвижки конвейера. Вдоль угольного пласта установлены временные балки с блоками. Блоки имеются и на конвейере. Лебедка натягивает трос, и конвейер подтягивается к новой лаве. |
Государственная
квалификационная комиссия оценила мой дипломный проект на «отлично». Мне было
присвоено звание инженера первой степени. Учеба в институте была закончена.
*
В начале этого
года партия выдвинула меня на весьма ответственную работу: на пост секретаря
городского партийного комитета г. Шахты. Исключительное доверие оказало мне
население Шахтинского избирательного округа, выбрав своим депутатом в Верховный
Совет РСФСР.
Мне только 28 лет. Многое дала мне, как и всей советской молодежи, наша коммунистическая партия, Ленинский комсомол. Хочется всей своей работой, всей жизнью отблагодарить партию, родину и лучшего друга, и учителя молодежи товарища Сталина.
Комментариев нет:
Отправить комментарий