На мгновение поле затихло. Оголенный лес замер. Люди собирались с силами. Струнный и низкий гул проплыл над полем. К лесу пронесся разведочный самолет. Через три минуты по всей опушке, в лесных лощинах и на полянках запели полевые телефоны, защелкали «точки-тире» приемников. Лес ощетинился, ожил, загремел, засверкал. Три танка, вздымая клубы бурой пыли и гари, рванулись из леса и бросились через поле в атаку.
Первый — литера А — шел в лоб, на ходу гулко хлопая скорострелкой и стараясь сбить противотанковую злую пушку, сейчас же зарычавшую ему навстречу. Два других — Б и В — отклонились в стороны, описывая дугу, занимая позицию с флангов огневыми клещами.
Дробный стук осыпающих броню пуль еще более напоминал жесточайший, шальной град.
Три ответных струи раскаленного металла хлестали по неприятелю, по холмам, по запрятанным, но открытым разведкой гнездам огня. Уже страшное поле было пройдено наполовину. Уже ясно виднелись в смотровые щели проволочные заграждения перед окопами. Оставался последний убийственный километр.
Вдруг танк Б, шедший слева, качнулся и встал, повернувшись к противнику серо-зеленым, полосатым боком. Издали было видно, как из мгновенно откинувшегося люка выскочили два человека в круглых кожаных шапках и, пригнувшись, закопошились у правой гусеницы. Отчаянно загрохотала повернувшаяся башня, посылая снаряд за снарядом. Потом гулкие удары сменил слитный и тревожный стук пулемета. По огню было слышно, — в башне нервничали... Противник сосредоточил на захромавшем чудовище жесточайший огонь...
Это было необыкновенно и страшно.
Поросшее мелкими кустиками поле влево от танка вдруг ожило. Косматые кусты сверхъестественно сдвинулись с места и покатились на танк, треща выстрелами...
Первым ловко вскочил в люк, догнав свой танк, низенький, худощавый боец. Второй из чинивших гусеницу, — вероятно, моторист, — был высок, грузен и неловок. Он рванулся за двинувшейся машиной, прыгнул, но сорвался и упал. Вскочив, прыгнул вторично, хватаясь за кромку брони. Но тяжелое тело сорвалось опять. Танк замедлил ход и встал. Люк открылся, экипаж хотел спасти товарища. Но в этот же миг нахлынула замаскированная ветвями пехота врага. Протрещал и погас пулемет. Танк прыгнул вперед, но два снаряда подряд ударили в башню, заклинивши орудие. Танк с громом и лязгом встал на дыбы, описал крутую дугу и полным ходом пошел в сторону леса... Близнец В, заходивший с правого фланга, был решителен и напорист. Описав циркуляцию влево, он уже был на подступах и давил тяжелым телом последние заграждения. Укрытая в лощине батарея била по нему нервными залпами, пытаясь остановить его бег. В свою очередь танк В не смолкал ни на секунду. В самую решительную минуту, когда уже дрогнули люди на батарее, пушка в башне внезапно замолкла, и стрелок ухватился за пулемет, отбивая отчаянную атаку гранатников.
 |
| В одно мгновение танк налетел грудью на переднюю часть рва. На долю секунды он повис в воздухе... Танк подпрыгнул, перелетел на противоположную сторону рва и, не уменьшая скорости, мчится дальше. |
Один средний танк А, перекидывая через воронки, засеки, заграждения и рвы свое гремучее тело, успел подскочить к окопам, в упор расстрелял пулеметное гнездо, подбил пушку, прорвался и, все сокрушая, гремя и давя, двинулся вдоль тылов, как чудовищный серый медведь, разоряющий осиные гнезда.
Танк А шел вперед, уверенно и редко грохоча то пушкой, то пулеметом, сметая все живое перед собой. И казались неиссякаемы его патроны...
А через поле уже катились защищенные волны пехоты и нарастало свирепое уррррра-а...
Соблюдая примерную дисциплину, ровно в одиннадцать ложился в постель командир отделения Николай Ладычук. Хрустящая прохлада свежих простынь ласково обнимала усталое тело. Командир вытягивался, затихал, но не спал. Сосредоточенно и пристально глядел в полутьму, насыщенную ровным и сильным дыханием спящих бойцов. И в сотый раз вставала перед ним во всей своей страшной силе картина воображаемого боя.
Он мысленно вел его сам, переживая еще и еще все его перипетии, анализируя их, представляя живо и четко все ошибки примерного, но, быть может, близкого и настоящего сражения.
Почему танк Б потерял моториста, отстал, бросив товарища, и не смог поддерживать близнеца в бою? Может быть, крупный осколок перебил гусеницу? Нет! Тогда бы так быстро не справились с нею, и танк не сумел бы уйти.
— Это значит, — «промазал» водитель! Очевидно, рванул фрикцион, а газ дать опоздал. Танк занесло и лопнула гусеница... А в результате — проигранный бой...
— Почему погиб несчастный моторист? Что помешало ему вскочить в люк вслед за товарищем?
Ответ ясен: неловкость, отсутствие сноровки, растерянность. Виноват он сам, не усвоивший норм управления боевой подготовки, совершенно необходимых танкисту...
Командир Ладычук взволнованно дышал, комкал одеяло; представляемая ярким воображением гибель В мучила его. Он искал причин.
— Как, почему был засыпан гранатами мощный танк, удачно начавший атаку?
— Потому что внезапно, в самый нужнейший момент прекратил огонь... А когда нахлынула пехота, поздно пущенная в ход... Командир анализировал. Он догадывался об ошибке.
Танк В погнался за батареей, бил часто, но не метко, расстреляв все снаряды к самому решающему моменту. Доставить их в кипени боя было, конечно, немыслимо. Экипаж растерялся и прозевал контратаку...
Значит, — командир торопился и нервничал, подбадривая себя шальной трескотней.
А в результате?
— Гибель танка и экипажа...
И все понятнее был успешный, отважный рейд танка А. Победу ему дали: спокойствие, умение выбрать нужную цель и мгновенно ее же сбить одним-двумя снарядами. Меткость и быстрота!
А в результате — экономия снарядов и патронов и возможность развивать атаку дальше.
Командир Ладычук дышал ровнее, спокойнее. Часы где-то далеко роняли в ночь один звонкий удар.
— Час!
Ладычук уже успокоенно и дремотно поправлял подушку. Теперь приятно было, засыпая, думать о доме, о близких. Туманными кадрами проплывало былое. Детство в огромной семье путевого сторожа... Первые азы, показанные усталым отцом... Школа в крошечном городке...
Почему-то Николашке Ладычуку — десятилетнему сорванцу — больше всего нравилась математика и физика. Командир улыбался сквозь сон.
Вспомнил: в шестом классе у них был чудак учитель, Николай Петрович. Ребят, быстро решавших задачу, поощрял пряниками. Положит, бывало, монетку на стол, прищурится:
— Ну-ка, кто завоюет? Желающие — к доске!
Много гривенников — много ирисок и сдобных плюшек заработал Николка Ладычук с тезки-учителя, пока тот однажды не рассердился:
— Ну, Ладычук, на тебя, брат, гривенников не напасешься!
Потом курс на рабфаке... Работа на стройке, мастером... Увлечения — охота и радио. Модели, конструкции. Фотография, физкультура...
Все хотелось познать и освоить — всего добиться!
Слова маршала, сказанные стахановцам авиации, крепко запомнил Ладычук: «Потеря хотя бы одной десятой доли секунды отрицательно скажется на результатах боя».
Эти слова целиком относились и к скоростным танкам, для которых готовил стрелков и командиров Николай Ладычук. Он знал: кадры и техника решат судьбу того грозного, настоящего боя, который еще предстоит его родине.
В записной черной книжечке командира были вписаны имена тех, кто должен был под его руководством «оседлать технику» сложнейшего боя.
— Ну вот, человек по фамилии Коротков вписан первым. О нем, как об остальных десяти, командир знает все: где родился, как вырос, что любит и читает, чем дышит...
В Короткове — центнер мускулов и костей, по виду атлет. Но этот атлет, придя в часть, с суеверным страхом глядел на турник, а особенно на каждую кобылу для прыжков... Или вот Сапожников. Пришел городской, неуверенный человек, растерянно глядящий кругом. Дергал спуск, жмурился, стреляя даже из винтовки.
Одиннадцать имен, одиннадцать людей, неумелых, впервые видящих оружие и машину, обещал подготовить и сделать отличниками Николай Иванович Ладычук.
Комсомольский билет и петлицы командира обязывали выполнить обещание, так же как выполнял он все свои. Он однажды пришел в штаб. При всех положил на стол значок «За отличную стрельбу» и коротко сказал:
— Даю свое комсомольское слово, что к концу года этот значок будет у меня вот здесь! Он показал на грудь. Это было в ноябре. В декабре Ладычук надел значок. Также он обещал: — К X съезду ВЛКСМ сделать свое отделение передовым по огневой подготовке и по УБП.
— Знать каждого, как брата родного.
— Работать с каждым, учитывая его индивидуальность.
— Работать по плану спокойно, но неустанно.
Три правила врезал в память молодой командир.
Опять, как на зло, на дневных занятиях по боевой подготовке Коротков шарахался от «кобылы» и беспомощно висел на турнике...
Опять Сапожников и Плеханов дергали спуск на прицелке...
Опять Шелепов и Новожилов нервничали, вращая маховичок поворота башни...
А Соловьев и Бутко никак не могут удержать вертикальную наводку...
Короткие записи покрывали страничку к вечеру...
Синие, зимние сумерки ложились на парк, на казармы. Прощально горел оранжевый румянец на вершинах сосен, на крышах. Наступали тихие часы. Уже в клубе слышалась музыка; уже бормотали репродукторы, а уткнувшиеся в доску чемпионы обдумывали сложный гамбит; в читальне шелестели газеты. Командир, дружески улыбаясь, кивал Короткову:
— Ну-ка, друже, пройдемся со мной... Одно дельце есть.
В пустом зале сумеречно блистала сталь приборов. «Страшная» кобыла стояла за трамплином. Конфузиться было некого, никто не смеялся над увальнем Коротковым. Командир прыгал сам, ободрял, показывал сноровку. Человек в центнер весом постепенно смелел. Два месяца — изо дня в день водил Ладычук Короткова в зал по вечерам. По сантиметру в день увеличивал он расстояние. Через два месяца Коротков легко прыгал и подтягивался на турнике.
Провозившись добрый час с Коротковым, командир заглядывал в книжку. Затем он, все так же дружески улыбаясь, звал «на минуточку, по делу» Бутко и Соловьева. По очереди вставали курсанты к учебной установке. Световой, тонкий луч неуверенно прыгал, ловя цель. Взволнованные руки ошибались. С легким рокотом вращалась установка.
— Огонь!., мимо! — Световой зайчик опаздывал. Цель ускользала за кромку смотровой прорези.
— Не торопись, друг! Спокойнее. Так. Не отпускать с вертикали... Плавно. Ниже. Огонь!
Холодный металл был послушен, по грозен. Он таил громоносность смертельных ударов. Пальцы прыгали у курсантов.
— Огонь! Мимо... А почему?
Командир объяснял все сначала. Командир добивался от курсантов шестого чувства, — того снайперского чутья, которое невидимым магнитом тянет пушку и дуло за целью.
Этим чудесным чутьем обладал сам Ладычук. недаром прозванный товарищами мастером огня.
Бывало, танк ломился вперед полным ходом. Перекашивался, ходуном ходил горизонт. Мелькали и тотчас же исчезали из смотровой щели деревья и здания. Стальной помост коренился и уходил из-под ног от сильной качки. Навалившись плечом на механизм грубой наводки, вцепившись в маховички и скобы, Николай Ладычук буквально сливался с орудием и весь уходил в зрение. Цель скрывалась из прорези. Но каким-то подсознательно производимым мгновенным расчетом командир башни определял ту искомую точку, где должна была вновь появиться мишень после толчка. В какую-то долю секунды он посылал грохочущую зеленую молнию выстрела и снова играл на приборах, как виртуоз на рояли. Это было искусство, помноженное на опыт и на блестящую технику.
Командир Ладычук имел это богатство и щедро делился им со своими курсантами.
 |
| Колонна танков ведет наступление. Ее поддерживает боевая авиация. Вырвавшись из-за леса, сухопутные и воздушные корабли устремились на врага. Фото И. Шагина |
*
Время срывало с календаря декабрьские листья.
Ладычук ходил мрачный.
Похудел и осунулся. Все чаще заглядывал в книжечку. Рылся в руководствах. По ночам вспоминал и планировал: Сапожников на прошлой стрельбе не был. Придется с ним от 8 до 9 отдельно заняться. С Шелеповым и Плехановым в половине десятого сходим на тренажер. Бутко и Соловьева на световую прицелку... Проработаем с часик... Ах, черт, как ночь тянется... Скорее бы уж утро!.. Момент был вдвойне ответственный:
Во-первых, близился десятый съезд.
Во-вторых, — и это было главное — люди только что перешли на стрельбу боевыми снарядами.
Ладычук по собственному опыту знал, как страшен и труден для новичка первый в жизни нажим на спусковой механизм пушки, когда в ней залег таящий гремучую силу тяжелый цилиндр боевого снаряда,
Сердце «прыгало» у курсантов невольно. Удар пушки металлическим ураганом бил в уши, сотрясал организм. Пулемет казался «безобиднее», почему-то привычнее. Он не так распирал тесную башню гулом и звоном. Но и пулемет дрожал и прыгал, нередко впустую расточая очередь.
В книжечку кратко, но исчерпывающе заносились «грехи» стрелков. Против каждого греха точный вывод: что проделать с «грешником» вечером в учебном зале или классе. И опять метался световой зайчик, ища цель. Но уже все быстрей и уверенней была грубая наводка. Уже развивалось чутье, догонявшее цель налету.
А ровный голос командира все повторял:
— Спокойней, Бутко! Еще. Вправо три! Отставить. Еще раз. Скорее. Огонь! Хорошо! Еще раз. Еще!
Потом все по очереди садились на учебное кресло водителя.
Называлось оно мудрено для новичков — электротренажер. Это был хитроумный и сложный агрегат, напоминавший учебные кабины для психотехнических испытаний.
В электротренажере сочетались все механизмы, которыми управляет водитель на настоящем танке. Кроме того специальные электросигналы — мигание лампочки или звонок — автоматически показывали ученику-водителю малейшую неправильность в работе.
Специальный инструктор учил новичка, заставлял включать и выключать мотор, прибавлять газ, менять опережение в возможно кратчайший срок. Инструктор то и дело менял команды:
— Дать газ! Стоп! Прибавить обороты! Стоп! Разрядка!
И контрольная лампочка хитро мигала, показывая «разрядку». Курсанты вырабатывали в себе еще одно, уже седьмое чувство, — почти автоматического управления танком; включали и выключали мотор, изменяли опережение, учились одновременно видеть и слышать все — и дорогу и цель, и команду, и перебои в моторе.
Звонок на особом щитке давал знать о неправильном приеме...
*
Командир Ладычук не «располнел». Он по-прежнему худощав, но крепок, весел и всегда озабочен. Весел он потому, что в газете части имени Калиновского дословно сказано:
«По представлению командования и комсомольских организаций заносятся в книгу Почета им. X съезда ВЛКСМ:
Тов. Ладычук Николай Иванович, член ВЛКСМ, рабочий, в РККА с 1934 г. Командир башни, отличный огневик; за короткий отрезок времени подготовил курсантов к выполнению упражнений 1-й задачи на отлично. Имеет девять благодарностей и лыжный костюм за отличную подготовку отделения».
Озабочен он потому, что задач и упражнений впереди еще немало. А отдать огневое первенство по всей части командир Ладычук не хочет.
Комментариев нет:
Отправить комментарий