"Во флоте мы видим блестящий образец творческих возможностей трудящихся масс"
ЛЕНИН
Октябрь. Кронштадт. Над городом флота все чаще стал появляться осенний туман. Слезливые тучи стелятся по холодным морским просторам. Теперь и море редко бывает спокойным, оно бугрится тёмно-зелёными волнами. Сердиты и неуемны порывы шквалистого норд-оста.
Железный корпус лодки дрожит точно в лихорадке. Идет подзарядка аккумуляторов. Накануне было принято соляровое масло и провиант.
...Подводная лодка, плавно развернувшись, первой вышла из гавани. Командир лодки Космин доволен. Он чуть приметно улыбается. Это известное поощрение инженеру-механику Браман. Улыбка бывалого командира вызвана безупречной работой электромоторов, а затем отчетливым и ровным стуком дизелей, на которые перешла лодка, покинув гавань.
Комсомолец Браман тоже доволен: электрочасть работает безотказно. Всю летнюю кампанию плавали без единой аварии в механизмах.
Браман отлично знает работающих с ним людей. Он изучил привычки, уровень квалификации и образование каждого краснофлотца своей части. Ha-днях он дал командирский заказ по рационализации старшему электрику Попову. В команде Попова называют «поклонником техники». Попов всегда что-нибудь придумывает. «Беспокойный человек» — зовет его про себя Браман.
Подводная лодка — уголок самой новой и совершенной техники. В ней сочетаются наиболее совершенные двигатели внутреннего сгорания и электромоторы. Подлодка имеет на вооружении крупнокалиберную самодвижущуюся торпеду, артиллерийские пушки и мины.
И «беспокойный» комсомолец Попов всячески старается внести свои усовершенствования в это грозное оружие. Одно время трюмные жаловались, что за шумом дизелей они не разбирают команду об увеличении и уменьшении оборотов. Попов внес предложение заменить переговорную трубу световой сигнализацией. Трюмные были удовлетворены.
По его же инициативе были устроены перемычки в коробке машинного телеграфа. Раньше стояли валики. Они часто давали плохой контакт, а это вело к аварии. Представить ее нетрудно. Подлодка, возвращаясь в гавань, идет к стенке швартоваться. Командир резким движением повертывает ручку телеграфа: «полный назад», а указатель ни с места. Электромор продолжает работать вперед. Лодка с ходу врезается форштевнем в стенку.
Творческая мысль вечно теребит черноглазого Сережу Попова, даже на вахте у главных моторов. Казалось бы, не его дело заботиться об исправности трубопроводов. Их обслуживают трюмные специалисты. Но Сергея беспокоит, что во время замещения израсходованного соляра водой она выступает и капает на амперметр моторов перископа.
— Придется чертить схему трубопровода лодки, — решает Сергей, — без схемы не обойтись.
У Сережи Попова военно-морской стаж невелик. По путевке Владивостокского райкома комсомола в 1932 г. он прибыл в Ленинград. В учебном отряде подводного плавания он стал учиться на электрика.
На подводной, лодке куда ни глянешь — густая сеть электропроводки. Заделанные в прочную изоляцию проводнички змейкой ползут к рычагам, клапанам, приборам, аппаратам, извиваются вокруг поблескивающих сталью механизмов, вытягиваются по трубам и переборкам.
Электрическая энергия здесь столь же необходима, как кровь для человека. Она дает движение подводной лодке, опускает ее под воду и поднимает на поверхность. Она нагнетает свежий воздух в отсеки. Она накаливает проводнички приборов на электрическом камбузе, где так вкусно пахнет поджаренным луком и где бьется в кастрюлях кипящее молоко. Она освещает все помещения лодки.
В руках Сережи Попова главные моторы действуют как точнейшие часы. Аккумуляторная батарея у него всегда в идеальной чистоте. Он прекрасно знает все повадки вверенных ему механизмов.
Перед глазами Попова распределительная доска с рубильниками, циферблатами вольтметров и амперметров. Лицо его в росинках пота. Жарко. Воздух насыщен запахом масел и резины. В висках отдается стук, дизель-моторов. Яркие лучи электрических ламп ослепительно искрятся в начищенной меди рубильников.
Море глубоко и облегченно вздыхает, утомившись в ночной схватке с буйным норд-остом. Откуда-то издали приходит дремотная зыбь. Утро на редкость свежо и прозрачно.
Подводные лодки, не меняя курса, идут одна за другой кильватерным строем. Похоже, что всплыл и движется косяк рыбы невиданной величины. За кормой у них — бурун кипящей воды, а еще дальше — пенистые завитушки.
Неожиданно передали сигнал с флагманского корабля. Перед этим сигнальщики долго переговаривались между собой, семафоря красными флажками. Путем различного расположения рук они передают до 120 букв в минуту, т. е. не меньше чем радиотелеграфист средней квалификации.
 |
| Неожиданно передали сигнал с флагманского корабля. Перед этим сигнальщики долго переговаривались между собой, семафоря красными флажками |
Следуя приказанию флагмана, все лодки, нарушив строй кильватера, стали расходиться по своим позициям.
Помощник командира лодки Потемкин подал команду:
— 10 градусов лево руля!
— Есть 10 градусов лево руля, — отрапортовал рулевой, и тут же, крутнув медный штурвал, доложил:
— Положено 10 градусов лево руля.
— Так держать!
— Есть так держать.
И снова стало тихо. Рулевой напряженно смотрит на катушку компаса. Лодка, отклонившись от прямого курса на 10 градусов, шла занимать отведенный ей на позиции участок — квадрат.
Потемкин, одетый в плащ поверх шинели, казался старше своих лет. Размашисто сдвинув фуражку козырьком на коротко обстриженный затылок, он долго и внимательно осматривал горизонт в окуляры бинокля. Лодка подходила к своему квадрату. В любой момент мог появиться неприятель. Пока же кругом чисто. Свои лодки скрылись за горизонтом, и куда не взглянешь — всюду бескрайная водяная степь.
Полный штиль. Море гладкое и блестящее.
— Хорошая погода для атаки, — удовлетворенно подумал Потемкин и опять поднял бинокль.
Командир Космин доверил Потемкину самостоятельное управление подлодкой и поручил вести предстоящую операцию.
Командир лодки должен в совершенстве знать все ее сложное устройство. Каждый прибор, механизм и аппарат имеют свои достоинства и особенности. Умные, точные и послушные в уверенных руках, они капризничают при неумелом пользовании. Опытный командир должен чувствовать себя на мостике в боевой рубке хозяином всей этой сложной техники. Зная, например, не только устройство, но и свойства перископов своей лодки, он с большой заботой следит за их бережным хранением. Один — более тонкий, ясный и удобный — он сохраняет для атаки, при малейшей возможности просушивает его, а другим, пользуется в обычных условиях. В подводном положении этот драгоценный оптический прибор заменяет лодке глаза.
 |
| "Противник" выпустил дымовую завесу. Корабли скрылись за непроницаемую для глаза пелену. |
...Потемкин вспомнил недавний приезд шефов-комсомольцев с одного из ленинградских заводов. Они осторожно пробирались к люкам вдоль узкой палубы лодки и затем опасливо опускались :в ее нутро по отвесным трапам. Интересовались всем. Бесконечно долго расспрашивали об устройстве, действии и уходе за механизмами, о погружении, всплытии, стрельбе. Было как-то необычно слышать в тесных отсеках подлодки звонкие девичьи голоса и смех.
Сопровождая шумных гостей, Потемкин отвечал деловито, с достоинством и, пожалуй, с чуть приметной снисходительностью. Впрочем, в его авторитете никто не сомневался. Блестящие полоски золотистого галуна на рукаве его темносинего суконного кителя говорили о его знаниях и искусстве подводного плавания.
Леонид Потемкин — 1910 г. рождения. Когда ему было 13 лет, он рассматривал однажды с группой сверстников большую фотографическую карточку. На ней был заснят чубатый матрос. Вихор его непокорно торчал из-под бескозырки с надписью на околышке — «Бригада подводного плавания». Сам матрос сидел на берегу моря на высоком камне и, щеголяя безупречно выутюженными брюками, курил трубку с неестественно длинным чубуком.
— Задается тоже, — сказал тогда Леня вслух безразличным, скучающим тоном.
А самому в тот момент безумно захотелось быть на месте этого щеголеватого моряка. Так же сидеть у моря на камне и курить из редкостной трубки. В детстве Леонид видел настоящую воду только в колодце. На его родине — в оренбургских степях — вода встречается редко. Леонид, привыкший все делать самостоятельно (родители у него умерли), решил: по окончании девятилетки уйду во флот...
— Товарищ командир, — обратился к Потемкину сигнальщик, — разрешите доложить, прямо по носу показался дымок.
Мгновенно очнувшись от нахлынувших воспоминаний, Потемкин быстро приложил бинокль к усталым глазам.
Сигнальщик был прав (он заслуживает внеочередного отпуска на берег). Впереди едва заметным облачком дымил «неприятельский» корабль.
Потемкин скомандовал:
— Приготовиться к погружению! Застопорить дизеля!
Лодка неслышно по инерции продолжает скользить по водной холодной равнине, слышны лишь короткие щелчки закрываемых люков. Последним задраивается люк боевой рубки. Забортные отверстия осмотрены.
— Пустить электромоторы!
Открываются кингстоны и клапаны цистерн. Со свистом вращается мотор помпы. По трубам бурно рвется водный поток. Судорожно вздрагивает металлическое туловище лодки. С шумом наполняются баластные цистерны. Лодка начинает опускаться на дно.
Сыграна боевая тревога. Тишина чуткая, настороженная. Разговаривать нельзя. Слышно, как тикает компас Сперри и монотонно тянут комариную песню электромоторы. Душно.
Выставив перископ, Потемкин высматривает расположение и поведение «неприятеля». Судя по беспокойному маневрированию, эсминец заметил подлодку и потому оберегает себя от возможной торпедной атаки частой сменой курса.
Потемкин готовится атаковать «неприятеля». Перед ним весьма сложная задача в ориентировке. Надо моментально на глаз определить курсовой угол неприятельского корабля, расстояние до него, скорость его хода. Без этих данных торпедная атака немыслима.
Используя часы своего досуга на теоретическую подготовку к торпедной стрельбе и изучая материалы мировой войны о действиях подводных лодок, Потемкин узнал много ценного и поучительного.
Он знает, что противник может применить камуфляж — искусственную маскировку. По тому он так тщательно и пытливо следит за неприятельским эсминцем. Общеизвестно, что военные корабли, построенные до мировой войны и в ближайшие годы после нее, отличаются поразительной симметрией во всех линиях мачт, труб, палуб и штевней. Многие же современные корабли имеют уже иной профиль и силуэт. Некоторые японские крейсера, румынские эсминцы и французские корабли имеют наклонные, изогнутые и различной толщины дымовые трубы. Стройность линий намеренно нарушается особым расположением мостиков, башенных устройств и других надстроек. При наблюдении одним глазом, т. е. через перископ подлодки, весьма трудно бывает определить курсовой угол и направление хода корабля. Иногда даже трудно отличить корму и нос такого корабля, так как для маскировки он специально раскрашивается.
Определив данные, Потемкин, обрывая слова, крикнул:
— Носовые... аппараты... товсь!
— Есть носовые аппараты товсь,—гулким эхом раздалось в подводной лодке.
Торпедист Абрам Табенкин, не по летам сосредоточенный и уравновешенный, сильными руками вцепился в ручки боевой тяги. В ожидании следующей команды мысли проносятся вихрем.
Почему-то вспомнилось, что в предыдущих операциях он приготовлял торпеду к выстрелу почти наполовину быстрее, чем требовалось по нормативам. Мысль подбодрила, вдохнув силу уверенности.
На приборе глубины носовых торпед Табенкин только что поставил новый уровень, рассчитанный на стрельбу по эсминцам. Расчет должен четко учитывать осадку атакуемого корабля, чтобы торпеда прошла под киль и затем всплыла. Если спутать уровень глубины, произойдет неприятность: учебная торпеда, не имея заряда, не в силах взорвать корабль, но корпус эсминца она пробьет насквозь. Таких случаев еще не было на соединении, и легко понять, как холодеет при одной мысли о такой неприятности Абрам Табенкин — отсекр комсомольской организации подводной лодки.
 |
| Торпеда может разрушить подводную часть корабля; ее заряд по весу намного превышает заряд артиллерийского снаряда, а действие ее взрыва под водой гораздо сильнее, чем в воздухе. (Подъем торпеды после учебных стрельб) |
Опускаясь или всплывая под перископ, подлодка шла на сближение с кораблем «противника». Сейчас будет дан сигнал выпускать торпеду.
Абрам Табенкин только на подводной лодке понял значение железной воинской дисциплины, нерушимой, как революционный закон. Когда он работал стеклодувом на Киевском стекольном заводе, понятие о дисциплине у него связывалось с представлением о строе. Воображение рисовало плотные ряды краснофлотцев с синими воротниками форменок, которым строгий командир кричит: «Смирно! Шагом марш!».
Скудное представление о флоте, естественно. И кузнец Ефим Табенкин — отец Абраши — знал о флоте не больше, чем его малолетний сын. До революции евреи во флот не принимались. Царское правительство лишало еврейскую молодежь «высокой чести» защиты царского престола и охраны тюрьмы народов — Российской империи.
В последнее время Абраша Табенкин подолгу и жадно читает книги по истории и жизни старого флота, о неслыханных зверствах родовитых господ офицеров, об издевательствах над матросами, об их геройстве в борьбе с царскими опричниками. За три года перед мировой войной с кораблей балтийского флота было отравлено в «исправительную тюрьму» до 3 500 матросов. Политических сажали в плавучую тюрьму «Грозящий». В ней годами в полном молчании томились заключенные. Говорить разрешалось раз в день — после работы. На разговор отводилось законом, «высочайше и всемилостивейше государем императором одобренным», 30 мин. Остальное время — сумрачное молчание.
Свирепое начальство не знало пощады. Вот в такой же, как сегодня, тихий и ласковый октябрьский день генерал-губернатор Кронштадта Иванов держал речь в школе балтийского флота:
«У нас флот баловали с самого его основания. И вот это привело к бунту в Кронштадте и нынешним летом. Знайте, что теперь прощения не будет. Вы сами знаете, что в зимнее время пуля пробивает четверых, а в летнее пробьет семь, а то и восемь. А теперь за бунт будем расстреливать не по пять да по десять, а прямо целую сотню. Так вот, ребята, я вам советую: если увидите или услышите, что какой-нибудь вольный будет вам говорить крамольные речи, то вы его прямо за глотку. Бей его по чем попало, по лицу, по глазу, а самое лучшее — так по переносице. Будет рваться, ломай ему ребра. А то тащи его к начальству, а уж начальство с ним расправится».
...Быстро мелькающие мысли прервала новая команда:
— Правый аппарат!
И секундная выдержка. Она тянется мучительно долго. Все замерло. Кажется, что слышно, как бьется готовое выскочить сердце. Остановилось дыхание. Ощущение такое, будто это не учебная, а настоящая торпедная стрельба. Словом, как на войне, когда надо будет целить и бить по настоящему противнику.
Последняя команда резкая, как фугасный взрыв:
— Правый аппарат, пли!
Через полсекунды, когда выскочившая из аппарата первая торпеда молнией устремилась к врагу, еще команда:
— Левый аппарат, пли!
Выходящие на поверхность пузырьки воздуха чертят смертоносный путь торпеды.
Эсминец не успел отвернуться от удара. Под кораблем с безумным ревом пронеслась сначала одна, а за ней и другая торпеда. Вскоре эсминец поднял сигнал — желтый квадратный флаг — добро! Атака проведена удачно.
Леонид Потемкин, открыв люки, поднялся на мостик. Вслед за ним, слегка отдуваясь, появился в боевой рубке и командир подлодки Космин. Откуда-то с севера заклубился непроницаемый туман. Водяная пыль оседала на леерах, поручнях и непромокаемых пальто. Где-то вблизи завывала сирена «неприятельского» эсминца.
Леонид медлил с передачей вахты. Ему хотелось услышать от командира что-нибудь поощрительное о проведенной стрельбе и маневрировании. Но Космин молчал, прислушиваясь к часто повторяющемуся реву сирены. Осиливая недовольство, Потемкин пожелал ему здоровья и спустился по трапам в кают-кампанию.
И не один только Потемкин огорчался скупостью командира на слова и откровенные разговоры.
Море воспитывает бережливость в словах. Оно не терпит и не прощает беспечности, расхлябанности и жестоко мстит всякому, кто предпочитает болтовню напряженной и строгой деловитости. Указывают как на редкий случай, когда командир одной из подлодок соединения приказал собрать всю команду в один отсек и срывающимся от простуды голосом проговорил:
— Так, как вы, товарищи, работали в эти дни, — работают коммунисты. Мне очень приятно и радостно быть вашим командиром.
Очевидно, это случилось потому, что наблюдавший в тот день за торпедной стрельбой подлодки народный комиссар обороны т. Ворошилов приказал объявить ее команде: «Краснофлотцев, командно-политический состав благодарю за хорошее маневрирование. С интересом наблюдали вашу работу с т. Орловым».
После посещения советской эскадрой Польской республики газета «Польска збройна» писала:
«Краснофлотцы держатся свободно, однако с достоинством, помня, что они являются представителями своей страны. Все высокие, стройные, загорелые, одеты прекрасно. С ног до головы все на них новое, чистое. Все командиры в белых перчатках, одним словом, представительность их безупречна».
Эсминцами «Калинин» и «Володарский», участвовавшими в этом походе совместно с линкором «Марат», командовали бывшие комсомольцы командиры Арсеньев и Дрозд
Подводная лодка вернулась с учения в гавань поздним вечером.
Сквозь ночную темь светлячками горели редкие огоньки на бронированном кольце фортов. Вместе с кораблями и авиацией они сторожат подступы к колыбели пролетарской диктатуры — городу Ленина.
Леонид Потемкин сидел в каюте базового общежития и готовил урок английского языка.
Вскоре в переплет оконных рам бесцеремонно забарабанил крупный дождь и слышно было, как в лучах радиоантенны пронзительно свистел сердитый ветер. Погода явно портилась.
Комментариев нет:
Отправить комментарий