На рассвете три корабля вышли гуськом из Палоса и резво пошли на юг. Свежий ветер дул им в спину, огромный океан бежал навстречу со всех сторон. До Канарских островов было шесть суток ходу. Там должно было начаться настоящее путешествие.
Никто не обгонял их, никто не попадался им навстречу. День начинался молитвой, с молитвой отходили ко сну. Мерно звенели склянки, без передышки мелко дрожала стрелка компаса, кивая на север.
Небо было безоблачным. Вечерами лоцманы становились у компаса — «благословлять звезду». Они повертывались лицом к полярной звезде и, рассекая воздух рукою, проверяли курс корабля. Все было хорошо, — они уверенно и легко шли к цели под бодрое пение ветра.
6 сентября снова подняли якоря.
Теперь предстояло идти на запад, прямо по параллели. Это было уже страшновато. Кто мог знать, что там впереди — по ту сторону неведомой водяной пустыни?
Адмирал говорил, что там — Азия, Индия, сказочная земля золота и пряностей. Он говорил это тоном, не допускающим сомнений, словно он вчера только вернулся оттуда. Приходилось ему верить.
Никто никогда не предпринимал еще подобного путешествия. На кораблях было немало прожженных, пропеченных солнцем, продутых ветром моряков. Они видали виды, хлебнули в путешествиях и горя и радости. Но никто из них и никто другой во всем европейском мире до сих пор не отваживался пускаться напрямик в океан.
Адмирал этой маленькой флотилии отважился. Более того, он нетерпеливо рвался вперед. И 6 сентября 1492 года три испанских каравеллы почти в полный штиль отплыли от Канарских островов на запад.
Их путь лежал в Индию. А адмиралом был Христофор Колумб.
*
В средине века люди успели основательно забыть про то, что земля — шар. Суеверия и библейские нелепости надолго вытеснили отроческую науку древних. Кое-как еще разбирались в том, что делается под самым носом — в средней и южной Европе, на Ближнем Востоке, на севере Африки. Дальше начинались темень, мрак, ужасы и страсти.
 |
| Корабль 1486 г. по изображению художника того времени. |
Любой географический анекдот, любая ерунда, высосанная из пальца каким-нибудь ученым монахом, имели хождение как полновесные научные истины, если только они не противоречили библии. Большой популярностью, например, пользовалась «Христианская география» отца Козьмы Индикоплеустеса, в восьми книгах, опровергавшего языческую «ересь» Птоломея.
Земля — не шар, а плоский прямоугольник, — поучал Козьма, — и этот прямоугольник составляет основание вселенной. Со всех четырех сторон пола возвышается небо — четыре голубые стены, поддерживающие небесный свод, где пребывает господь бог со святыми ангелами.
Солнце же, луна и звезды вертятся вокруг большой конической горы, находящейся в северной части земли. Летом солнце ходит вокруг вершины горы и скрывается не надолго, а зимою опускается к основанию ее, и потому ночи становятся длинными.
В этом учении не было изъянов, ибо оно прекрасно совпадало со священным писанием и объясняло все.
Что же касается пустых безбожников, утверждающих, будто земля кругла, — говорил Козьма,— то бог за грехи лишил их разума, так что они стали бесстыдно болтать о стране антиподов — противоногов, — где деревья растут вниз, а дождь падает вверх.
От остроумного Козьмы не отставали и другие. На картах землю изображали плоской и пупом ее считали рай, который рисовали на восток от Иерусалима. Для отыскания рая предпринимались настоящие экспедиции, и некоторые из них даже увенчались успехом.
Так, некий епископ Мариньоли, путешествовавший в XIV веке в Китай, обнаружил рай на Цейлоне. Он даже самолично слышал там шум райских водопадов.
Другой враль дошел до края земли и уперся головой в небесный свод. Любопытство мучило его настолько, что он осмелился прободать лбом небо, — и что же он увидел? — царство блаженных, куда он, однако, не рискнул пробраться зайцем.
 |
| Христофор Колумб (со старинной гравюры) |
Мирок, известный в то время европейцам, был весьма куцым, но на тогдашних картах совершенно не было белых пятен, которые стали появляться только позднее, когда люди познали меру своего невежества.
Напрасно вы стали бы искать на средневековых картах terra incognita — неизвестную землю. Все ведь было им известно, бесстыжим и легковерным католическим монахам-картографам.
Им было известно, что на крайнем востоке живут страшные народы Гога и Магога, о которых говорилось у пророка Иезекиила и в Апокалипсисе. И Гога и Магога обязательно изображались на всякой средневековой карте.
Было известно, где обитают гидры и где живут чудовища-химеры. На островах Каспийского моря помещали диковинный народ, у которого были такие громадные уши, что в них ночью заворачивались, как в одеяло. В Индийском океане рисовали огромную магнитную гору, которую корабли должны были далеко объезжать, иначе магнетическая сила выдергивала на расстоянии все гвозди, и корабли рассыпались в море, как карточные домики.
По всем окраинам мира расселяли людей песьеголовых, одноруких, одноногих, одноглазых, безротых, животоглазых и всяких иных чудищ. И этой фантастической географией вполне удовлетворялись, потому что все равно не было ни возможности, ни большой нужды проверять ее на опыте.
С расцветом арабской культуры на Пиринейском полуострове, с ростом промышленности в городах и развитием мировой торговли появились сдвиги и в учении о земле и о вселенной.
Арабы особенно много сделали в этом отношении. Они восстановили из «пыли веков» науку древних и снова распространили учение о шарообразности земли и географические сведения, накопленные греками и римлянами. Новые космографы узнали про длину земной окружности, вычисленную еще Эратосфеном путем определения разницы в полуденной высоте солнца над горизонтом в двух пунктах, расстояние между которыми было известно. На картах стали появляться меридианы и параллели, исчезнувшие со времени торжества католического варварства. Наконец, в XIII веке получил применение компас, и мореходы, робко бродившие до того вдоль бережка — от порта до порта и от мыса до мыса — стали все смелее и смелее уходить в сторону от материка.
И все же до настоящего знания земли было еще очень далеко. В XV веке великие географы древности — Страбон, Птоломей, Мела — были в весьма большой чести, а между тем Страбон сомневался, есть ли еще земля севернее Британии.
Птоломей предполагал, что Африка уходит очень далеко к югу, смыкаясь там с Азией, а Мела учил, что земля разделена на пять поясов: два полярных, или холодных, два умеренных, или обитаемых, и один центральный, жаркий, где море превратилось в кипящий вязкий омут, где живут одни лишь саламандры, о которых было известно, что они даже в огне не горят.
Это учение о пяти поясах и о южной земле антиподов, до которой невозможно добраться, держалось очень долго — до тех пор, пока португальцы в 1487 году не дошли до самого мыса Доброй Надежды, обнаружив, что никаких кипящих омутов в жарком поясе нет. Впрочем, португальцы так и не установили тогда, кончается ли там Африка или, сделав коленце, идет еще дальше на юг,как полагалось ей по Птоломею.
 |
| Остров каннибалов. (Со старинной гравюры). |
Об Индии и Китае, о центральной и северной Азии европейцы к концу средних веков знали очень мало, почти ничего. Восхитительные рассказы итальянца Марко Поло, прожившего много, лет в Китае, целиком принимались на веру, хотя этот синьор часто плел небылицы, по сравнению с которыми сказки о кисельных берегах и молочных реках могут показаться твердокаменной истиной. Благодаря ему и немногим другим путешественникам стало известно, что Азия с востока омывается океаном, и европейцы думали, что это тот самый океан, который подходит к западным берегам Европы и Африки.
К концу XV века существовало еще столько противоречий и нелепостей в географии, столько всякой ерунды об амазонках, земном рае, плавающих островах и все тех же Гоге и Магоге, что крупнейший тогдашний космограф Фра-Мауро, пытавшийся при составлении своей карты опереться на свидетельства людей, лично посетивших те или иные страны, вынужден был в конце концов махнуть рукой и заявить: «Предоставляю премудрости господа меру его дела, которую он единый знает в точности».
Христофор Колумб, адмирал маленькой флотилии, отплывшей в Индию из Палоса 3 августа 1492 года, был, конечно, до конца сыном своего века и так же твердо верил в рай, в амазонок, в Библию и в сказочные богатства Индии и Китая, как все другие моряки того времени.
*
Редкая историческая фигура получала столь разноречивые оценки, как Колумб, редко вокруг кого-нибудь столь яростно бушевали полемические истерики, спустя столетия после его смерти, как они бушевали до последнего времени вокруг имени Колумба.
Примерно до середины XIX века еще все обстояло благополучно. Сладенькая стандартная легенда о благородном великодушном и прозорливом герое морей прочно сидела в мире, освященная энциклопедиями, затверженная школьными хрестоматиями, состряпанная по всем правшам нехитрого искусства составлять биографии великих людей из пошлых анекдотов, слюнявой морали и кое-каких непроверенных фактов.
Смуту внесли ученые критики. Они стали потрошить четырехвековые архивы, сличая тексты и поливая их скепсисом и сарказмом.
Непроходимый лабиринт противоречий возник перед их глазами, зияющие провалы и недомолвки были обнаружены в истинной биографии Колумба. Все было подвергнуто тогда сомнению — год и место его рождения, его национальность, профессия, имя, характер, внешность, образование, мотивы и план его первого путешествия.
Но, увлекшись, критики переборщили. Были построены новые гипотезы о Колумбе — одна оригинальней другой.
Среди них на первом месте стоит теория француза Виньо.
Виньо доказывал, что Колумб скрывал свой истинный возраст, чтобы казаться испытанным морским волком, но что на самом деле он был моряком никудышным. Виньо доказывал, что Колумб был малограмотным малым, который ни уха ни рыла не смыслил в астрономии и космографии. Всю свою путанную мудрость он нахватал, говорит Виньо, из нескольких убогих книжиц (и тут у Виньо есть, несомненно, доля правды).
Но гвоздь гипотезы Виньо заключается не в этом. Виньо потратил двадцать лет жизни на то, чтобы доказать, будто Колумб вовсе не собирался открыть Индию с запада. От одного умирающего лоцмана, выброшенного на берег, Колумб якобы узнал, где лежит в океане таинственный остров Антилия. Этот-то остров и стремился открыть Колумб.
Виньо не сочинял все это из головы. Он оперировал многочисленными документами, но документы эти были такого свойства, что нужно было быть маньяком, ослепленным некоей навязчивой идеей, чтобы настаивать на достоверности гипотезы об умирающем лоцмане.
Против ее можно было бы выдвинуть (и действительно выдвигалось) множество аргументов. Особенно внушителен известный факт (не отрицаемый и Виньо) о том, что Колумб, отправляясь из Палоса, взял с собой письмо от испанских королей к великому хану Китая. И вообще гипотеза о лоцмане и таинственном острове настолько отдает кинематографом и бульварным романом, что ее трудно было бы принять, даже если бы она была правдой.
Сейчас, через двенадцать лет после смерти Виньо, его теории в основном отвергнуты. Но смятение, наступившее среди историков и широкой публики после Выступления Виньо и других чересчур темпераментных колумбистов, проходит очень медленно.
Во время Колумба на юге Европы жило множество Колонов и Коломбо. И при некоторой ловкости рук нетрудно было доказать, пользуясь всеобщей растерянностью, что Колумб есть именно этот, а не тот или другой Колон или Коломбо.
Сегодня он оказывался корсиканцем. Завтра — французом. Потом его присваивали себе португальцы и ирландцы. Даже совершенно сухопутные армяне подали голос из-под Арарата, заявляя, что Христофор Колумб принадлежит им, и никому другому.
Но больше всего шума вызвали теории Гарсиа де-ла Риеги и Уллоа.
Де-ла Риега раскопал в испанской Галисии архивные документы о некой семье Колонов, жившей в XV веке. Здесь все совпадало — имена, даты. Колумб оказывался испанским евреем.
Однако эксперты, исследовавшие документы после Риеги, обнаружили подчистки, свежие записи посторонней рукой, различный состав чернил. Эксперты констатировали жульничество.
Что касается Уллоа, то он доказывал, что Колумб — каталонский дворянин и корсар Хуан Колон. «Доказывал», впрочем, чересчур сильное выражение для тех манипуляций, которые применяет Уллоа в своих «ученых» изысканиях. Он скорее жонглирует и фокусничает, чем доказывает. Самый тяжеловесный его аргумент — это, пожалуй, то, что в испанской речи Колумба изредка попадаются каталонские провинциализмы. С помощью еще менее убедительных соображений Уллоа приходит к выводу, что Колумб до 1492 года ездил в Исландию и Гренландию, спустился оттуда вниз до самого Таити и с запада на восток впервые пересек Атлантический океан, ну, а потом ему уже ничего не стоило официально открыть новый материк, чувствуя себя в океане, как у себя дома...
Надо сказать, что сенсационность всего этого вранья не могла долго затмевать его полной беспочвенности. Сегодня Уллоа, правда, все еще котируется на бирже буржуазных колумбистов. но по весьма низкой цене.
 |
| Месса на американском берегу. (Со старинной гравюры). |
Что же знает о Колумбе в достоверности историческая наука?
Он родился, вероятнее всего, в 1451 году в Генуе или в ее окрестностях. Его отец был ткачом, одно время содержал трактир и, кажется, еще и игорный дом. Таким образом Колумб был «мелкого» буржуазного происхождения.
В юности сам Колумб также был ткачом, но его, видно, рано потянуло от станка в коммерцию, в море. В 1476 году он попал в Португалию. Здесь он заводит знакомства и женится. Точно известно, что он ездил от одной торговой фирмы за сахаром на остров Мадеру, а также в африканскую Гвинею.
Португальские моряки тогда упорно пробивались на юг, норовя обогнуть Африку, за которой по тогдашним представлениям, сразу же должна была начинаться Индия. Каждая новая экспедиция забиралась все дальше и дальше за экватор, но африканский материк тянулся куда-то далеко в бесконечность, преграждая путь к желанным богатствам Азии.
В воздухе носились вести об открытиях. Колумб, очутившийся в этой атмосфере пионерской удали и алчности к золоту, быстро напал на след наиболее дерзкой и оригинальной идеи.
Индия не дается с юга и востока. Прекрасно! Земля кругла, и Индию поэтому надо искать с запада.
Неизвестно, пришел ли Колумб к этой мысли сам или он ее у кого-нибудь позаимствовал. Невежество ему помогло. Он орудовал космографией, надерганной из библии и церковных «популяризаторов» науки.. А по ним выходило, что от восточного берега Азии до Пиренейского полуострова не так уж далеко.
Прошло, однако, много лет, прежде чем он нашел богатого покровителя, который согласился бы дать деньги на подобную экспедицию. Из Португалии он перекочевал в Испанию и здесь долго обивал пороги королевского дворца, пока, наконец, добился цели.
Летом 1492 года портовый городок Палос, проштрафившийся в чем-то перед королевой, снарядил для новоиспеченного адмирала три каравеллы. Команда была набрана с бора да с сосенки. Так как охотников ехать к черту на рога не хватало, пришлось объявить, что будет прекращено судебное преследование тех, кто добровольно поедет в Индию.
На трех утлых посудинах, со ста двадцатью недоверчивыми сорви-головами, Христофор Колумб отправился пересекать океан.
Если бы можно было поставить живого Колумба перед современным историческим трибуналом и допросить его, что толкало его в эту рискованную экспедицию, какие личные мотивы побуждали его искать Индию с запада, он, несомненно, мог бы дать ответ прямой и точный, не задумываясь.
Сделав несколько благочестивых реверансов по адресу своего католического бога, он назвал бы затем, если бы был совсем искренен, три причины, приведшие его в страну, которую он считал Индией: честолюбие, жажда золота, неугомонный зуд исследователя.
Но Колумб, со всеми своими страстями, достоинствами и недостатками, был только более или менее случайным исполнителем в грандиозном историческом процессе, завершившемся великими географическими открытиями XV и XVI веков.
Лично Колумбу в жизни везло и не везло, как и всякому другому человеку. Его биография легко могла сложиться иначе, — он мог стать прелатом, биржевиком и до самой смерти остаться сугубо сухопутным человеком. Или же он мог разбиться о скалы в Бискайском заливе, просидеть жизнь в долговой тюрьме, быть насмерть пораженным солнечным ударом в Гвинее.
Все могло случиться с Колумбом до 1492 года. А путь через Атлантику все равно был бы проложен к концу XV века — годом раньше или годом позже.
Всему причиной был перец — перец и другие восточные пряности, которые занимали одно из важнейших мест в коммерции того времени. Первую скрипку в этой торговле играли купеческие республики Венеции и Генуи. В этих средиземноморских портах завершалось кровообращение мира, сюда приливали товарные потоки с Леванта, и отсюда они растекались ручейками по всему материку Европы.
На перце, на пряностях, на дрожжах мировой торговли Европа, с трудом вылезавшая из душного кокона феодализма, вздымалась от средневековой дикости и натурального хозяйства к Ренессансу.
Но в одно прекрасное время из знойных глубин Средней Азии хлынула новая волна свирепых номадов и растеклась по всему Ближнему Востоку. Снова пылали города, снова лопались еле окрепшие культурные и торговые коммуникации мира. В 1453 году турки завладели Константинополем.
Восточные товары пошли в Европу через посредников, цены судорожно полезли верх, и золото стало отливать из христианских стран на Восток, как в прорву.
Золотая жажда терзала Европу. Она толкала ее на авантюры, на дерзости, на поиски иных торговых путей. А применение компаса открыло новые возможности перед мореплавателями и позволило им оттолкнуться от объезженных и знакомых берегов.
Таковы были настоящие, коренные причины путешествия Колумба и всех других авантюристов и исследователей того времени.
*
Первый рейс через Атлантику сам по себе был довольно монотонным и спокойным плаванием. Но каковы были ощущения людей, впервые очутившихся в неведомых водах, сейчас невозможно даже себе точно представить. Во всяком случае известно, что на судах были и попытки бунтовать, и страхи перед всякими неожиданностями, и судорожные порывы надежды, и отчаяние, и мучительные гадания по поводу каждой птицы, появлявшейся в небе.
Ветры, течения и погода благоприятствовали путешествию, и сентиментальный Колумб чуть ли не ежедневно записывал в дневнике: «Тепло. Ароматно. Как в мае в Андалузии. Не хватает только пения соловья».
Но не следует чересчур обманываться будничным тоном Колумбова дневника во все дни, предшествовавшие появлению земли. Четыре с половиною века назад людям казалось естественным и само собой разумеющимся все то, что ныне представляется сплошным героизмом. Стоит только вспомнить, что это были за скорлупы, на которых Колумб полз по океану!
Его адмиральское судно «Санта-Мария» имело в длину 39 м, в ширину — 8 м. Остальные два судна были еще меньше, особенно мала была «Нина», которую мы сейчас приняли бы не за океанский корабль, а за вместительный рыбачий баркас.
Самое же удивительное, с нашей теперешней точки зрения, это то, что в распоряжении Колумба почти не было никаких навигационных инструментов, не говоря уже о точных картах. Те карты, которые у него были, составлялись больше по наитию да по рассказам Марко Поло, чем на основании проверенных фактов. Азия на этих картах занимала чуть ли не все северное полушарие, между ней и Европой были изображены разные мифические острова, вроде Антилии и острова святого Брандана, но не было такой «сущей безделицы», как американский материк, растянувшийся от полюса до полюса.
Курс корабля держали по компасу, но какова было удивление Колумба и всех его людей, когда они обнаружили, что в океане компас ведет себя совсем не так, как в прибрежных водах Европы и Африки. Компас врал, уклоняясь на запад, и лоцманы вместе с Колумбом терялись в догадках, кому верить — магнитной стрелке или полярной звезде.
Скорость хода кораблей определяли тогда на-глазок — по силе ветра, по быстроте удаления щепок на воде, делая опять-таки на-глазок поправки на зыбь, на силу волны и течения, если о его существовании было известно. Что касается лага, то он еще не был изобретен во времена Колумба.
Местонахождение судна удавалось установить лишь с большим трудом. Еще с определением широты дело обстояло сравнительно благополучно, так как простой квадрант, уже известный тогда, позволял установить ее более или менее точно. Хуже было с определением долготы. Не всегда и не всякий мог пользоваться для этого астрономическими таблицами. Ошибки в 5 градусов, то есть в 500 с лишним километров, были нормальным явлением. Предпочитали поэтому плавать не напрямик, а по двум сторонам прямоугольного треугольника, — сначала спускались или поднимались по меридиану до нужной параллели, а затем повертывали и шли вперед, все время держась достигнутой широты.
Инструменты, что и говорить, были плохие. Зато люди были превосходны. Многие из них обладали дьявольской выносливостью, огромной отвагой, тонким чутьем природных моряков, железными нервами. Только благодаря этому они сумели выдержать до конца и не повернуть на полдороге домой — в обжитый и понятный мир Европы.
На тридцать шестой день непрерывного плавания по океану, в ночь на 12 октября матрос Родриго де Триана первый заметил с корабля землю.
Когда взошло солнце, оказалось, что это —- небольшой остров, населенный нагими первобытными людьми. Именем короля и королевы Колумб объявил эту «азиатскую» страну владением Испании.
 |
| Колумб высаживается на остров Гуанахани. (Со старинной гравюры). |
Колумб открыл затем еще множество больших и малых островов, в том числе Гаити, названный им Эспаньолой, Ямайку и Кубу, которую он принимал за азиатский материк.
Он основал на Гаити первую европейскую колонию в Новом Свете и после возвращения в Европу еще трижды предпринимал путешествия через океан.
В 1498 году он впервые достиг американского материка, не подозревая об этом и принимая эту землю за остров. В своих донесениях об этом путешествии он, между прочим, доказывал, опираясь на «достоверные» факты, что здесь в стране, которую впоследствии назвали Бразилией, должен быть земной рай...
Он прожил бурные годы, жестоко управляя Эспаньолой, истребляя индейцев, воюя с золотоискательской шантрапой, нахлынувшей сюда из Испании. Он вешал, расстреливал, искал золото, болел тропической лихорадкой и другими болезнями, богател понемногу, пока его не сместили с поста вице-короля.
 |
| Лист из старинной книги с изображением великих изобретений и открытий. Фигура слева указывает на открытую Америку. |
Еще при жизни его из Эспаньолы хлынул в Европу золотой дождь, который в короткое время резко изменил соотношение сил в Старом Свете и с огромной быстротой погнал вверх кривую развития капитализма. В последние годы перед смертью Колумб превратился в слезливого маньяка, упорно добивавшегося восстановления дарованных ему прав и привилегий. Вообще старость этого недюжинного человека делает ему меньше всего чести. Это было сплошное нытье, сплошная жалоба на мнимую бедность, на мнимые и действительные обиды и несправедливости. Но он не догадывался еще о самой величайшей трагедии своей жизни: до самой своей смерти он думал, что он всего-навсего открыл только западный путь в Индию — он, даровавший миру целый новый континент.
Он умер в 1506 году в Испании, в городке Вальядолид. Только спустя много лет люди поняли, как жестоко он ошибался.
Комментариев нет:
Отправить комментарий