Наглые притязания японской военщины на советскую землю у озера Хасан глубоко возмутили бойцов и командиров нашей танковой части. У всех было горячее желание хорошо проучить зарвавшихся самураев, если только они вздумают посягнуть на нашу границу. С напряженным вниманием слушали мы последние известия по радио. Японский посол г. Сигемицу, бряцая оружием, покинул спокойного, уверенного в своей правоте и силе народного комиссара иностранных дел. Для фашистских агрессоров международные договоры не писаны, и ссылка т. Литвинова на Хунчунское соглашение, где точно была оговорена и на карте показана наша государственная граница, не удовлетворила японского дипломата. Стало совершенно ясно, что самураям потребуются иные, более убедительные для них доказательства того, где проходит граница Советского государства. Мы в полной боевой готовности ждали с часу на час очередной японской провокации.
Ждать пришлось недолго. 29 июля два японских
отряда перешли советскую границу с явным намерением овладеть высотой Заозерной.
Невзирая на численное превосходство противника, наши доблестные пограничники своим
метким, сокрушительным огнем заставили его отступить. Японские самураи бежали,
оставив на месте убитых и раненых.
Получив крепкий отпор, захватчики все же не
успокоились. В ночь на 31 июля они снова, теперь уже в составе целой дивизии,
нарушили границу. Завладев ценой больших потерь частью нашей территории, японцы
лихорадочно стали возводить свои укрепления...
Ночью раздалась боевая тревога. Вмиг поднялись
танкисты. Спустя 40 минут мы уже двигались в направлении Краскино—высота
Заозерная.
Приказ о выступлении был воспринят бойцами,
командирами и комиссарами с огромным подъемом. Пусть поджигатели войны, раз они
того хотят, испытают на своей шкуре грозную силу советского оружия!
Части вступали в соревнование на отличное
проведение марша. Условились: та часть, которая лучше всех выполнит свои
обязательства, будет введена в бой первой.
Марш проходил исключительно организованно.
Несмотря на то, что движение совершалось в условиях дождливой погоды и
бездорожья, все же за весь путь не было ни одной отставшей машины, ни одной
аварии и поломки. Все горели нетерпением скорее достичь желанных рубежей.
Мысль, что из-за какой-нибудь неисправности придется отстать или вернуться
обратно, заставляла каждого водители проявить весь свой опыт и высоте искусство
вождения боевых машин.
Наступил рассвет. Мы приближались к району
сосредоточения. По дороге нам встретились раненые бойцы. Это были
герои-пограничники, которые своим метким сокрушительным огнем сдержали первый
натиск врага. Их было только одиннадцать человек на неукрепленной высоте
Заозерной, когда, подобно хищникам, подкрались к ним японские самураи.
Пограничники не растерялись и не оставили высоты. Они отважно вступили в бой с
фашистскими ордами. Пятеро товарищей в этой неравной борьбе погибли, остальные
были ранены. Но и раненные, они продолжали отстаивать советскую землю, пока не
подоспели подкрепления.
Молодцы, товарищи! Мы провожали их теплыми,
ободряющими взглядами. Каждый из нас хотел сказать: «Дорого заплатят самураи за
каждую каплю пролитой вами крови!»
3 августа мы прибыли к месту сосредоточения.
На фронте шла оживленная артиллерийская перестрелка. Гулким эхо разносилась
канонада по всей окружающей местности.
На рассвете произвели рекогносцировку левого
фланга обороны противника. Решили прощупать его силу. Японцы вели яростный
артиллерийский и пулеметный огонь. Мы пришли к заключению, что противник сильно
укрепился и располагает мощными огневыми средствами. Подступы к его переднему
краю обороны оказались весьма трудными. В четыре ряда шли проволочные
заграждения. Местность — открытая, заболоченная, склоны высот — каменистые.
Необходимо было провести некоторые инженерные работы. Были сделаны
соответствующие распоряжения. Одновременно наметили направления атаки каждой
части.
К вечеру мы разведали и правый фланг обороны
японцев. Здесь условия для наступления оказались более благоприятными, чем на
левом фланге. С этой стороны можно было нанести захватчикам сокрушительный
удар.
Нам было известно по данным разведки, что со
стороны японцев действует 19-я императорская гвардейская дивизия, весьма
насыщенная пулеметами, артиллерией и противотанковыми средствами борьбы. К тому
же в ее распоряжении имелись бронепоезда. Лучшие, отборнейшие части самураев
закрепились на нашей земле и не хотели ее покинуть.
Нами было принято решение: атаковать правый
фланг обороны противника, с тем чтобы отрезать ему путь к отступлению и
полностью разгромить его живую силу.
Все было подготовлено для атаки. С нетерпением
ждали приказа.
Устроили партийное собрание. Каждый понимал,
что наступил решающий момент в его жизни. Комсомольцы и беспартийные, бойцы и
командиры массами подавали заявления о приеме в партию. Великое чувство защиты
родины и безграничной преданности партии Ленина—Сталина достигло исключительной
силы. Всем хотелось идти в бой партийными большевиками.
Расположившись прямо на земле, за небольшими
укрытиями, мы под грохот артиллерийской стрельбы обсуждали каждую кандидатуру в
отдельности. Собрание было в полном разгаре, когда японцы резко усилили
стрельбу, открыв ураганный артиллерийский огонь. Пришлось спешно разойтись по
убежищам. Когда наступило некоторое затишье, мы снова собрались, и многие
товарищи были приняты в партию. Японские пули и снаряды не помешали нам
выполнить до конца свой партийный долг.
Наступило 6 августа. На этот день была
назначена атака. Еще раз тщательно проверили мы наши грозные боевые машины,
оружие. Все было в полном порядке.
С утра густой туман окутал высоты, на которых
закрепились японцы. Днем погода прояснилась. И вот наступил долгожданный час.
Ровно в 16.00 на горизонте появились наши
самолеты. Бомбардировщики развернулись вдоль высоты Заозерной и начали бомбить
японские укрепления. Всех нас, наблюдавших эту картину, охватил непередаваемый
восторг. Наша родная советская авиация свидетельствовала врагу свою силу и
мощь, свою стремительность и меткость.
Бомбардировщики пролетали на небольшой высоте.
Видно было, как падают бомбы и как вслед за тем поднимаются снизу вверх тучи
земли, осколки укреплений, как разметаются в прах орудия и живая сила
противника. Иногда самолеты держались так низко, что казалось — взлетающие
кверху осколки вот-вот повредят их крылья или хвостовое оперенье.
Бомбардировщики, выполнив свою задачу,
удалились, предоставив «слово» артиллеристам.
Наши славные артиллеристы показали хорошую
выучку: с закрытых позиций они били метким сокрушительным огнем по японским
батареям.
Прошло 30 минут. Артиллерия стихла, и в тот же
момент из-за озера вынырнули быстроходные штурмовики. С оглушительный ревом
проносились они бреющим полетом над высотами Заозерной и Пулеметной,
расстреливая в упор непрошенных гостей.
И снова после этого, началась артиллерийская
подготовка. Снова огневой шквал прокатился по японским позициям. Не сладко
чувствовали себя захватчики на чужой, советской земле...
Наступила очередь танков. Был отдан приказ:
танкам ворваться в расположение обороны противника, уничтожить его пулеметные
гнезда и живую силу.
Казалось, что после бомбёжки, произведенной
нашими самолетами, после основательной артиллерийской подготовки мы встретим
небольшое сопротивление. Однако никто из нас на это не рассчитывал. Мы имели
сведении, что японцы основательно укрепились на захваченной территории. Много
противотанковых орудий и пулеметных гнезд было у них тщательно замаскировано и
укрыто в блиндажах. К тому же они занимали позиции куда более выгодные, чем
наши. Местность благоприятствовала врагу. Силен был противник, но еще сильнее
была наши воля к победе, наше желание очистить советскую землю от захватчиков.
Как только танки ворвались на больших
скоростях в передний край обороны противника, японцы сразу же открыли по ним
бешеный огонь. Такая встреча нисколько не смутила наших танкистов. Они уверенно
продолжали вести вперед свои машины, сокрушая и подавляя мощным танковым огнем
живую силу, пулеметные гнезда и противотанковые орудия противника.
Наблюдая в перископ лежащую впереди местность,
я увидел, что мы несемся на пожелтевшее рисовое поле. Рис уже созрел, и можно
было полагать, что воды здесь не будет. Но едва только наш танк въехал на это
поле, как мы почувствовали, что оно залито водой. Движение наше затруднилось.
Неожиданно раздался оглушительный взрыв. Машина сильно вздрогнула, резко
качнулась и замерла. Было ясно, что повреждена ходовая часть. Танк двигаться не
мог.
Рисовое ноле оказалось минированным. Вероятно,
накануне нашей атаки японцы успели заложить мины и заболотить все поле.
Другие танки продолжали движение и с коротких
остановок расстреливали в упор живую силу японцев, громили их пулеметные
гнезда, уничтожали орудия.
Надо было срочно послать донесение нашему
командованию. Отдаю приказание механику-водителю Шабульскому: «Выйти из танка,
добраться во что бы то ни стало до нашей пехоты и доложить командиру полка, что
передний край обороны противника прорван, проволочные заграждения сметены, путь
свободен». Одновременно Шабульский должен был сообщить наше расположение и
сведения о противнике.
Шабульский повторил полученное приказание и
тотчас начал его выполнять. Под сильным пулеметным огнем противника он выскочил
из танка и стал пробираться к своим. Задача перед ним была нелегкая. Ведь мы
находились у неприятеля в тылу. Передний край обороны был прорван, но не
уничтожен, и вражеское кольцо после прохождения наших танков сомкнулось.
Как потом рассказывал Шабульский, когда он
выскочил из танка и направился в сторону озера Хасан, то увидел впереди себя
мелькающие головы японских солдат. Он бросился в рисовое поле и, невзирая на
грязь и воду, стал ползком пробираться через фронт. Так ему удалось доползти
почти до самого озера Хасан. Дальше путь шел через болото, но ничто не могло
остановить имевшего боевое задание Шабульского. Он решительно двинулся вперед и
по грудь в воде стал пробираться к своим частям. В этот момент совсем недалеко
от него показались японские солдаты. Его могли заметить. Шабульский стал
выжидать удобной минуты, чтобы можно было безопасно двигаться дальше. Он знал,
что от выполнения поставленного ему задания зависит судьба товарищей, и поэтому
не мог безрассудно рисковать своей жизнью. Более получаса просидел Шабульский в
болоте и, только убедившись, что кругом все стихло, стал пробираться камышами
вдоль озера, пока не вышел к своим. Немедленно доложил командиру полка все, что
ему было поручено...
Оставаться в подбитом танке дальше не имело
смысла. Нужно было управлять боем. Я принял решение пересесть в другой танк.
Командиру башни Немировскому приказал остаться в танке и вести бой, а с
наступлением темноты, захватив ценное оборудование, отправиться на командный
пункт.
Воспользовавшись коротким затишьем неприятельского
огня, я открыл передний люк, выскочил из танка и сразу припал к земле. Огонь
возобновился.
Добравшись до ближайшего танка, приказываю
механику-водителю открыть передний люк и впустить меня. Он доложил, что
передний люк поврежден снарядом и поэтому открыть его нельзя. Приказываю
открыть верхний люк. Как только это было сделано, японцы сразу же повели
сильный огонь по башне танка. Самураи догадались, в чем дело. Приказываю
закрыть люк, с тем чтобы через 15 минут снова его открыть. Проходит четверть
часа, люк открывается, но на этот раз японцы подозрительно не стреляют. Видимо,
пустились на хитрость — ждут, чтобы я полез в танк. Нет, думаю, самураи, — не
выйдет! Продолжаю выжидать, и только когда наступило общее затишье, вскакиваю в
танк. Отдаю приказание — двигаться на высоту Заозерную.
Снова густая сеть проволочных заграждений.
Хорошо постарались захватчики, но напрасно. Наши танки свободно преодолевают
это препятствие, и вот мы уже недалеко от высоты. Подавляем пулеметные гнезда
врага. Замечаем противотанковое орудие, которое ведет огонь прямой наводкой.
Трассирующим снарядом, оставляющим за собой дымный след, отмечаем
местонахождение этого орудия. Последующим залпом оно сметается с лица земли.
Видно было, как вместе с камнями и кучами земли высоко взлетели колеса.
Подъем на высоту был очень крутой, почва
каменистая. Дальнейшее продвижение танков затруднялось. Мы решили занять
оборону и вести огонь до прибытия нашей пехоты. Началось огневое состязание с
противников на силу и меткость огня.
Японцы вели по нашим танкам ожесточенный
пулеметный огонь. Их артиллерия стреляла по нас бризантными снарядами, которые
разрывались множеством осколков. Но наши боевые машины не уходили.
Больше трех часов стояли мы в обороне на
подступах к высоте Заозерной. В 21 час подошла наша пехота, и сразу же началась
атака. С криками: «Да здравствует Сталин! За родину! Смерть японским самураям!
Ура!» бросились наши бойцы на врага, и никакая сила не могла их остановить.
Завязался ожесточенный бой. Японцы не выдержали стремительного натиска нашей
пехоты и на «больших скоростях» покатились вниз. Красное знамя страны
социализма победно взвилось на высоте Заозерной.
В этой атаке бойцы и командный состав проявили
все те высокие качества, которые повседневно воспитывает в каждом из нас
большевистская партия, — отвагу, мужество, героизм.
Самураи получили предметный урок, что такое
Красная армия. Они узнали, какова сила и мощь советского оружия, какое
непоколебимое мужество у советских танкистов и пехотинцев. Но они все же не
успокоились. 7 августа, ночью, японцы снова предприняли яростную контратаку на
высоту Заозерную. С дикими криками «Банзай!» опьяненные алкоголем и опиумом
императорские гвардейцы бешено ринулись на наши позиции. Огнем пулеметов,
танковых орудий и противотанковых батарей нашей пехоты наступающая волна
самураев была сметена. Жалкие остатки императорской гвардии откатились далеко
за высоту.
Это было подлинное столкновение двух миров,
двух систем. Пьяные, одурманенные морально и физически, подгоняемые офицерами,
японские солдаты, как слепое стадо, лезли в атаку. Им противостояла могучая,
политически сознательная сила наших бойцов, вооруженных первоклассной техникой.
Контратака японцев кончилась для них тяжелым
поражением. Им не помогли ни опиум, ни алкоголь. Оставив на поле согни убитых и
раненых, остатки императорской гвардии бежали на маньчжурскую территорию.
В следующую ночь они снова предприняли атаку,
но и на этот раз результаты были для них не менее плачевны. Наши бойцы
основательно закрепились на высоте Заозерной, чтобы больше никому и никогда ее
не отдавать.
Трудно было сдерживать танкистов, которые рвались
вперед, чтобы проучить наглых захватчиков на маньчжурской территории, но мы
строго выполняли приказ командования — не переходить границу.
*
11 августа начались мирные переговоры. Получив хороший урок от нашей Красной армии, понеся огромные потери как живой силой, так и материальной частью, японские самураи убедились в том, что территория, лежащая у озера Хасан и точно обозначенная на карте, приложенной к Хунчунскому соглашению, действительно является неприступной советской землей.
Комментариев нет:
Отправить комментарий