„ПЕТРОВНА“

АНДРЕЙ РАССТАНОВ

Вечерами ползет от болота осенний, промозглый туман. Стоит лес над трясиной, мокрый и сумрачный: бурые, точно ржавчиной подернутые стволы сосен да кое-где облетевшие ветви берез. На топких полянах гнилая проступает вода.

Не пройдет человек, зверь веткой не хрустнет в Мельдинских гиблых краях. Только птица, хлопая крыльями, — хитрая болотная птица, — поднимается с кочки и, непуганная, полетит над зубчатыми лесными вершинами.

Болота да леса, дичь, глухомань — в восьмидесяти километрах от красной столицы; гиблые места, охотницкое раздолье под самой Москвой.

Деревни стояли у речек Сестры, Дубны — серые, бедные. Промышляли крестьяне сапожным промыслом, уходили в артели, в Москву, в Марьину рощу... И земский врач по-чеховски уныло говорил:

— Дикая, идиотическая жизнь. Может быть, когда-нибудь, через триста лет, станет лучше.

...В болото пришли люди. Они взбирались на вершины сосен, устанавливали приборы на редких сухих холмиках, что-то высчитывали, вбивали колышки в вязкую землю, говорили о трассе какого-то канала. Их встречали хмуро и недоверчиво: испокон веков город присылал в деревню только врагов — чиновников да купцов, издавна повелось не доверять пришельцам.

Люди сделали съемку местности и ушли. И опять долго ничего не было слышно о канале. А потом вдруг нагрянули целые полчища строителей — плотников, землекопов. Валили лес, корчевали пни; в два месяца выросли бревенчатые городки за проволочной оградой — бараки, кухни, ларьки, бани.

Все-таки не верилось, что канал — прямая широкая искусственная река — пройдет по таким болотам. И старики говорили:

— Инженеры деньги за что-нибудь должны получать? Вот и копаются. Покопаются и уйдут, а толку ни на иголку.

...Дождливым вечером Алексашка-пастух прибежал в избу:

— Гляди-ка, гляди — в небе огонь полыхает! Пожар не пожар, и грозы не видать, а будто молния.

И впрямь, за лесом в небе вспыхивал и гас голубой широкий пожар электросварки. И диву давались люди, давно не бывавшие в тех местах: широкая просека прочертилась в лесу. Локомотив, крича далеко слышным по лесу пронзительным голосом, тащил по только что оконченной насыпи длинный состав. Прожекторы изливали яркий и медленный свет в глубокие ямины котлованов.

Металлические стрелы экскаваторов наклонялись к земле и выгрызали целые тонны грунта. Неистово грохотали бетономешалки. Ленты транспортеров плавно и быстро несли серое полужидкое вещество к дощатым бункерам. Налитое в огромные деревянные формы опалубки, это вещество — бетон — застывало с каждым днем. С каждым годом тверже предстояло делаться этому искусственному камню.

Бетонозавод, понизительная подстанция, десятки грузовиков, подъездные пути и огни шумом, движением, светом ошеломили обитателей старого болотного леса.

И все это вместе называлось узлом сооружений первого участка района «Темпы» строительства Москва—Волга.

*

Не понять пути Ольги Петровны Портянкиной, ее дела, ее славы, ее радостей и печалей, без этого краткого описания первых дней стройки.

Глухо, беспросветно началась ее жизнь. Отец, полукрестьянин, полурабочий, погиб в гражданской войне, матери Ольга вовсе не помнит. Суровое детство прошло в детдомах. Ольга убегала из них. Словно дикий и несчастный зверек, странствовала она на буферах, тормозных площадках товарных вагонов, ночевала в уборных, в асфальтовых чанах.

Так начиналась жизнь. Биография же началась, когда Ольга поступила в Камышине в ФЗУ.

Беспризорники — буйный, приметливый и в большинстве хваткий, способный народец. Надо было Ольге только заинтересоваться учебой, и вот уже наступил решительный перелом. Недавние приятели по безбилетным кочевьям не узнавали ее — озабоченного, строгого электромонтера. Впрочем, солидности и теперь не хватает двадцатипятилетнему инженеру Портянкиной, кажется — вот-вот она вскочит и засмеется и сделает что-нибудь детски-забавное, вовсе ребяческое. Но уже в шестнадцать лет развилось в ней новое чувство долга. Это чувство наглядно олицетворялось дорогой книжкой, лежавшей в нагрудном кармане гимнастерки. Книжка эта — комсомольский билет. Теперь в нем значится —  двенадцать лет комсомольского стажа.

Работала Ольга на электростанции, и крепко, увлеченно работала. Вскорости ее послали на рабфак имени Ленина в Саратове. Было это большой победой и сулило в будущем широкий восходящий путь. А непоседе Портянкиной путь показался слишком долгим, и вот задумала она его сократить.

Был на рабфаке такой Сашка Горелик, сметливый и горячий паренек — как-раз под пару Ольге. Сдружились они и вместе «полезли» с первого курса прямо на третий. Как водится в таких случаях, не спали ночей, одолевали рабфаковскую премудрость. Затея удалась: вместо трех лет Портянкина окончила рабфак в год и восемь месяцев и сдала зачеты на «хорошо».

Биография шустрой девочки, своенравного подростка, серьезной, вдумчивой девушки развивается так же стремительно, как история ее счастливой родины: в разгаре первой пятилетки Центральный комитет ленинского комсомола посылает ее в Ленинград в Электротехнический вуз. Шестнадцати летний монтер через восемь лет становится инженером высокой квалификации.

Конечно, не обошлось без заминок, без исканий иных путей. Не понравилось Ольге в Электротехническом вузе, специальность электротехника перестала манить ее, потянуло на великие стройки. И Портянкина перебралась в Москву, в Высшее инженерно-строительное училище. Потом подкралась болезнь, оторвала ее от учебы. Когда же Ольга поправилась, училище было реорганизовано. Портянкиной пришлось перейти в Инженерно-строительный институт, на гидросиловой факультет.

В наших вузах учеба тесно связана с производственной практикой, практика — с далекими поездками. Ольга Петровна побывала на «Беломорке». Деревянные его шлюзы конструкции инженера Маслова, замечательная по красоте и технической смелости Шаваньокая плотина —  все это будило мысли, энергию. В такой стране, как могучая наша социалистическая родина, радостное и плодотворное будущее открывалось перед строителем-гидротехником.

Портянкина съездила и на Свирь, преддипломную практику провела на Волго-Московском канале, в Иванькове, там, где прегражденная бетонной плотиной Волга уже изменила свое русло.

Так Ольга Петровна становилась строителем-практиком, дельным советским инженером.

...Насосная станция и понизительная подстанция, массивные сооружения шлюза, множество сложных и крупных строек сосредоточены на небольшом пространстве, в болотистой местности, в плывунах, на моренах. Одновременно приходится вести земляные, ручные и механические работы, класть бетон, строить опалубку, устанавливать арматуру, засыпать пазухи, производить планировку и озеленение. Тут у самого опытного инженера голова кругом пойдет. А срок для сдачи узла дан небольшой. В мае 1937 года пароходы должны пройти через шлюзы, мимо плотин, над шоссейной дорогой — к Москве. Такова воля партии и правительства, и Ольга Петровна, ударница-комсомолка, должна быть впереди других, лучше других выполнять эту волю.

Вот, например, водоприемник. Кажется, небольшое сооружение, только часть насосной станции, а сколько с ним хлопот, сколько бессонных ночей! Насосных станций подобного типа в Советском союзе еще нет. Это первые сооружения, первый опыт. Даже на освоение сложных импортных машин было потрачено немало времени, и при этом было много потерь. А здесь надо не осваивать готовое, а строить —  строить быстро, дешево, прочно, без потерь.

Ольга Петровна — бетонщица. Но опалубка была узким местом узла. Лагернику, руководившему этой работой, нельзя было доверять. Встал вопрос о назначении Портянкиной прорабом опалубных работ.

Ольга Петровна запротестовала. Она сопротивлялась и доказывала, что дело ей мало знакомо. Но инженеров, хорошо знающих опалубку, не было.

— Я понимаю в опалубке столько же, сколько в толковании жития святых, — уверяла Портянкина.

Впрочем, это была чрезмерная скромность. Когда ей «объяснили», что она, комсомолка, должна стать на этом передовом посту, пришлось согласиться, и дальнейшее показало, что правы были те, кто ее выдвигал.

Дело в том, что Ольга Петровна избрала правильный и смелый метод работы. Смелость заключалась в ее постоянном расспрашивании людей. Портянкина не стеснялась и сейчас не стесняется расспросить опытного плотника, десятника, техника. Она не боится уронить этим свой авторитет инженера.

Сложность опалубки здесь такова, что иногда Ольге Петровне даже и теперь не совсем ясно, какова будет та или иная колонка. Понимание приходит после того, как явственнее становятся очертания, контуры будущего бетона. Это и не удивительно: опалубка на насосной станции фигурная — трудная лекальная опалубка, строго рассчитанные кривые линии.

А по мере того, как дело подходит к концу, фронт работ суживается, и каждая работа становится более трудоемкой. Число же людей увеличить нельзя.

Вот и приходится вертеться —  и учить, и учиться, и командовать, и следить — все вместе.

...Невысокий человек в заляпанной цементом телогрейке, в ватных толстенных брюках и в сапогах стоит на эстакаде. Глубоко внизу копошатся опалубщики. Арматурщики спускают железо в люки, а рядом уже идет укладка бетона. Человек в телогрейке что-то кричит десятнику, и тогда становится ясно, что это — женщина: голос высок и девически звонок. К женщине подбегают люди:

— Петровна, посмотри, не отошла ли опалубка!

— Подойди-ка к нам, Петровна.

Невысокий человек в заляпанной цементом телогрейке, в ватных толстенных брюках и в сапогах стоит на эстакаде.

У Петровны, как ласково и уважительно прозвали Портянкину, много людей, неполноценных и неопытных людей.

Какие они плотники? Топора в руках не держали. Работали на озеленении, колышки в землю вбивали.

Но не только в неопытности трудность работы. Каналоармейцы попали в лагерь не за хорошие дела. Некоторые, правда их ничтожное меньшинство, продолжают заниматься этими делами и на стройке. Не все хотят честно работать, есть и такие, что норовят как-нибудь отбыть сроки заключения.

Людей приходится перевоспитывать не только в бараках, на собраниях, на занятиях кружков, но и, главным образом, на производстве. Инженер канала Москва—Волга, если он хочет быть образцовым строителем, должен быть и культурно-воспитательным, политическим работником.

Иван Осипов — завзятый хулиган. Четыре раза он судился за злостное хулиганство.

— Канал? Да пусть его медведи строят, — заявил он, попав в лагерь.

Сейчас Осипов строит канал. Строит горячо, недосыпает ночей. И — самое главное — понукает лодырей, стыдит, заставляет работать. Как это достигнуто? Осипов ссылается на Петровну:

— Она меня интересом заразила. Большой у меня теперь интерес к опалубке.

Несколько раз в сутки он приходит к Ольге Петровне за объяснениями. Портянкина охотно дает их. Она урывает минуты и занимается с Осиповым, а тот передает ее объяснения своему звену.

Таких Осиповых — каналоармейцев, получивших вкус к труду, становящихся ударниками, а потом и стахановцами, — немало среди опалубщиков насосной станции. И о многих из них двадцатипятилетняя девушка в телогрейке и брюках с полным правом может сказать: «Это мои воспитанники».

*

На строительстве объявлен стахановский месячник. Разгораются последние решающие бои за бетон, за установку арматуры, за своевременную подготовку опалубки. Густеют туманы. По ночам иней ложится на землю, и ломкий ледок хрустит над никогда не просыхающими тут лужами. Близится зима. Надо во что бы то ни стало закончить основные работы до морозов.

Там, за грохотом бетономешалок, за развороченной экскаваторами землей, за перелеском, —  деревянные корпуса, тихая, пахнущая хвоей и смолой комната, теплая печь.

Ольга Петровна не видит своей комнаты по пять, по шесть дней. Она ночует в дощатой, наспех сколоченной будке прораба. Составит вместе три табуретки, свернется на них и прикорнет на час-другой.

Ее будят по десять раз в ночь. Нельзя не будить: работа зовет, дело требует, и сама Ольга Петровна требует и сердится, когда ее «пожалеют». Работа идет днем и ночью, присмотр нужен днем и ночью, каждую минуту может случиться неполадка, и тогда «бетон станет». А если «бетон стоит», если укладка задерживается, то это последнее, позорное дело.

"Составит вместе три табуретки и свернется на них..."

Можно ли в таких условиях, при таком напряжении заниматься еще и комсомольской работой? Оказывается, можно. Портянкина — комсорг. Под ее руководством — комсомольская группа: инженер Маркосов, инженер Веселов — прорабы бетонных работ, Иван Глаголь — «злой экскаваторщик», стрелки военизированной охраны.

Вот, например, Радюк — знаменитый Радюк, строгий, веселый, вдумчивый. Казалось бы, зачем стрелку вмешиваться в производство — и без того у него обязанностей немало, нелегких, ответственных! Но Радюк —  комсомолец, а комсоргом у него Ольга Петровна. И он усиленно занимается технической учебой.

Результаты?

— Дело вышло так. На старый бетонозавод гравий подается узкоколейной дорогой, а на новый — транспортерами. Вот мы начали ломать головы: как сочетать транспортер с вагонетками. А Радюк говорит: «Ведь в одном месте транспортер проходит над узкоколейкой, устроим там вроде как эстакаду, поставим нож, бункера». Это простое предложение было осуществлено буквально в течение двух часов.

Сейчас Радюк — начальник строительной площадки огромного и сложного сооружения. Энергичный, сметливый начальник. Его выдвинула Ольга Петровна — один из лучших инженеров комсомольского коллектива канала.