АШАН — ОРГАНИЗАТОР ОТРЯДА

Н. РЕДАНТ

Прежде всего, вытрите ноги!

Хотя вы и прошли к бараку стахановцев по широким, дощатым трапам, но глина, занесенная сюда с трассы сотнями ног, налипла и на ваши ботинки.

Дневальный предлагает вам повесить ваше пальто в «гардеробной». Если оно промокло, можно сдать его в сушилку. У каждого стахановца в «раздевалке» свой шкап.

— Не желаете ли вымыться с дороги, побриться?

При каждом бараке отряда есть парикмахерская. При бараке стахановцев она особенно нарядна, и многие наши районные городки могут ей позавидовать.

Вы прислушиваетесь? Да, да, это восточная музыка. Маленький оркестр — тары, кеманчи, зурны, бубны, гитары, мандолины. И чеченская балалайка —  ее сделал Магомет-Али для своего отряда.

Вам кажется, что вы попали на Восток? Это и правда и неправда. В бараках живут тюрки, армяне, грузины, чеченцы, узбеки, казахи — много восточных национальностей. Но барак стоит у самого сердца Российской Социалистической Федеративной Советской Республики — под Москвой.

Мягкие койки. Тумбочки между ними. На стенах картины, не очень искусные, варьирующие одну и ту же тему: гравийные забои, вагонетки, мотовозы, канал, по которому плывет пароход, бетонные сооружения, экскаваторы. Картины, написанные самими обитателями барака.

Эстрада, цветисто украшенная. Это не театр, не клуб. Клубом служит отряду большая чайхана. Это попросту красный уголок, оформленный в виде сцены.

Маленькая столовая для стахановцев. Цветные стекла, изящные занавески.

— Можете осмотреть все, но, пожалуйста, соблюдайте здешние правила: курить можно только в сенях; садиться одетым на кровать не разрешается; обувь оставляется при входе.

Оркестр каналоармейцев помогал ударникам строить быстро и весело.

*

Кто живет в этом прекрасном, светлом бараке?

Люди, которые изо дня в день (не меньше, чем в течение месяца) выполняют двойную и тройную норму. Люди, которые еще не так давно убивали, грабили, крали лошадей, угоняли колхозный скот. Да, вы можете произнести, не рискуя ошибиться, все соответствующие слова: бандиты, конокрады, басмачи. Но обязательно прибавив к ним: «бывшие».

Люди, которые в огромном большинстве были неграмотны, которые никогда не пользовались, а некоторые и не видали зубной щетки, простыни, книги.

Знатные люди, ибо в отряде восемь человек имеют высшую награду каналоармейца — значок МВС; сорок четыре награждены почетными грамотами строительства; остальные — все без единого исключения — заслуженно носят в карманах гимнастерок книжки ударника. И сам отряд четырежды награжден почетными грамотами, знаменами, трудовыми отличиями.

Каждую десятидневку выходит в нескольких экземплярах отрядная газета. В ней пишут о переустройстве трапов в гравийных забоях, о переделке тачки, об ответе лучших бригад на постановление правительства о стройматериалах, о способах починки бушлата, о методах работы рекордистов, о том, что еще тридцать девять малограмотных окончили школу на «отлично».

Захар Хубиев, представитель крохотного народа абазинцев, здесь же объявляет, что в библиотеке, которой он ведает, получены новые книги на пятнадцати языках; повар — белморстроевец — Георгий Сапоев просит сообщить замечания по поводу изготовляемых им блюд; Ахмет Хамурзиев пишет, что его семья вступила в колхоз, не нуждается больше в присылке денег, и что его, Ахмета-стахановца, после освобождения из лагеря тоже обещают принять в колхоз.

Интересная, боевая и — главное — близкая каждому члену отряда оперативная газета!

*

Девятнадцатого апреля 1936 г. сотня людей, высадившись в Москве на Савеловском вокзале, пересела на грузовики и покатила в Покровское-Стрешнево. Москвичи с уважением глядели им вслед: над людьми колыхались многочисленные знамена.

Среди этой сотни людей были члены отряда и его руководитель, организатор, начальник Ашан Чекиртов.

Машины подъехали к большому просторному клубу. Белморстроевец, старший инспектор Культурно-воспитательного отдела Дмитровского лагеря по работе с националами, Измаил Ширахметов, открыл третий вселагерный слет каналоармейцев-националов.

Голубоватый, яркий свет юпитеров заливал халаты, тюбетейки, каракулевые шапки, бешметы, пестрые одежды Востока и скромные гимнастерки. Ширахметов предложил выбрать президиум.

В плеске аплодисментов и приветственных криках Ашан услышал свою фамилию. Он занял место рядом с орденоносным пролетарским писателем Таджикистана Гасемом Лахути, рядом с руководителем стройки двух великих каналов, чекистом Семеном Фириным, рядом с лучшими людьми МВС.

Каналоармейские поэты приветствовали слет стихами, сложенными на разных языках. Лахути встал, чтобы ответить им — тоже в стихах.

Тов. Фирин наклонился к Ашану, что-то сказал и пожал ему руку. У Чекиртова дрогнули губы. Начальник сообщил ему, что он перестал быть лагерником, заключенным, сделался полноправным гражданином советской страны.

Потом Чекиртов вскочил. Он стоял, подавшись вперед, — невысокий, стремительный, подтянутый в резких лучах прожекторов. Его речь была похожа на взрыв. Она словно мгновенно перенесла слушателей в нищую, безграмотную Ойротию. Еще не было и помину о коллективизации. Еще кулаки и контрреволюционеры националисты засели в низовом аппарате. Еще только начинали строиться школы. Еще враги народа успешно вербовали последователей в обманутых массах. Неграмотный, политически слепой Чекиртов оказался в числе обманутых. Спровоцированный, он тоже стал врагом народа.

Ашан говорил о Белморстрое, о тринадцатом шлюзе, который в течение четырех дней непрерывного аврала был очищен от обломков скалы, о героических бессонных ночах, о том, как постепенно пелена начала спадать с его глаз.

— Когда я приеду в Ойротию, никто не узнает меня!

Да, в этом боевом командире, начальнике большого отряда строителей, в этом хозяйственном, опытном предводителе, в этом политически выросшем организаторе невозможно узнать прежнего Ашана. Он стал землекопом, потом его выдвинули бригадиром. Он научился читать по складам, потом начал писать. Он рос так же пылко и быстро, как рос Беломорско-Балтийский канал.

Чекиртова не узнали бы в Ойротии. Но и Ашан теперь не узнал бы своей родины: неузнаваемой стала ее жизнь в последнее десятилетие. Появились тракторы, комбайны, повсюду построены шоссейные дороги, открылись десятки школ. Новые люди — молодые, веселые, грамотные, настойчивые комсомольцы — стали заправилами в колхозной деревне. Вымиравший ойротский народ возродился к прочному, светлому счастью.

Пятьдесят белморстроевцев, пятьдесят человек-победителей гранитов Карелии были тем костяком, который определил путь чекиртовского отряда. Ашан сумел сохранить и развить белморстроевские традиции. Но он пошел значительно дальше. Белморстрой — детище первой пятилетки. Канал Москва—Волга будет закончен к концу второй пятилетки. Он насыщен механизмами, он потребовал от строителей не только энтузиазма, но и умения обращаться с машинами, он требовал культуры и дисциплины.

Не случайно такая ослепительная чистота царствует в бараках отряда. Между светлыми зеркалами парикмахерской, шкафчиками для одежды, опрятными простынями и высокой выработкой чекиртовцев — прямая зависимость. Ашан понял эту зависимость. И на своей родине он будет застрельщиком, организатором новой культуры труда.

Но не только Ойротия увидит этот живой результат чекистской переделки людей. Сотни людей, с почетом освобожденных из лагеря, разъехались по всем уголкам земли социализма. Члены отряда Чекиртова принесут новые навыки в свои кишлаки, селения, аулы. Умение работать в коллективе, сплотить вокруг себя коллектив — вот чему научил недавних басмачей и бандитов Чекиртов, сам ученик чекистов-строителей.

Повседневно и неприметно втягивает Ашан свой отряд в этот новый быт.

И когда на трибуне огромного зала Чекиртов воскликнул: «Да здравствует мудрость Ленина—Сталина, которая сделала меня человеком!» — единодушный порыв всего отряда был ему ответом.