НОЧНАЯ ВСТРЕЧА

Н. БОБРОВ

Комсомолец Тимофеев, краснофлотец, штатный сигнальщик крейсера «Червона Украина», до призыва в Черноморский флот был примерным рабочим на лесопильном заводе.

Но вот — странное дело, казалось бы, нехитрая специальность сигнальщика была ему не по плечу! Что бы это значило? Почему его сверстник Топчий, тоже рабочий комсомолец, по яркой расцветке флагов безошибочно определял их значение? Для него точки и тире мигающей лампочки на верхушке мачты — клотика не сливались в непрерывную огненную цепочку, а наоборот, по этим вспышкам Топчий совершенно автоматически читал беззвучный разговор кораблей.

Корабли стояли в Севастопольской гавани на якоре и часто переговаривались между собой флажками. Передача и прием сигналов флажками доставляли Тимофееву большое огорчение. В то же время его одногодичник Гринин, в жизни неуклюжий и нерасторопный, в часы боевого ученья быстро и ловко взмахивал флажками, нанизывал в воздухе букву за буквой; про него так и говорили на корабле: «Ты, Гринин, пишешь флажками будто фокусник!» Чтение же семафора, не требующее движений, доставляло Гринину даже удовольствие. Он любил по быстрому разнообразному мельканию флажков на фоне ясного неба составлять четкие фразы, такие понятные, простые — словно он читал увлекательную книгу.

Занятия по боевой подготовке на носовом сигнальном мостике проводились ежедневно. Старшина сигнальщиков, стоя с секундомером в руках, командовал:

— Первый сигнал! Рцы, люди, наш!

— Второй! Глаголь, твердо, аз!

Краснофлотцы кидались к ящикам, в которых по алфавиту были разложены флаги, и через несколько секунд докладывали старшине:

— Готов первый: рцы, люди, наш!

И флаги быстро взвивались по мачте...

— Ну, а вы, Тимофеев, опять замешкались с сигналом! — говорил старшина. — Набрать: земля, тройка, еры!

Тимофеев выхватывал из сотов ящика нужные флаги, спешил, путался, терял драгоценные секунды, — снова его норма оставалась нeвыполненной. Положительно, он отставал в боевой подготовке от своих товарищей.

Не лучше у Тимофеева обстояло дело и с азбукой Морзе и семафором. Горько ему было видеть, как на доске против его фамилии стоял неизменный жирный «ноль». Но особенно тяжело было слышать от друзей:

— Тебе, боец, сигналы и по слогам не прочесть!

— Я и сам замечаю... Туго мне дается эта «турецкая» наука! Пусть уж лучше спишут меня в строевые!

Все чаще и чаще слышались в голосе Тимофеева нотки раздражения. Корабельная жизнь с точным распорядком дня, боевыми тревогами, занятиями, чередующимися с отдыхом и развлечением, казалась серой, безрадостной; все чаще сигнальщика тянуло на берег; он незаметно для себя сделался грубым, необщительным, менее дисциплинированным. Назревал вопрос об исключении его из комсомола.

— Товарищи! Попробуем в последний раз подействовать на Тимофеева, — сказал однажды старшина командирам отделений. — Метод применить к нему другой надо! Мы заставляли его поспевать за передовиками. Масса росла, а Тимофеев отставал. Ему надо дать основы сигнального дела, и только тогда усложнять требования. Ведь комсомолец же он, черт побери! А сейчас? Разве скажешь так про него?

— Добро! Завтра же начнем!

Тимофеев стал замечать, что, проводя на мостике занятия, его младший командир Тишков, да и остальные товарищи, уделяли ему лишние минуты, помогали советом; вечерами, в часы отдыха, тренировали его на беглость приема сигналов. Даже сигнальщик Гончар, который раньше не прочь был подшутить над нерасторопностью Тимофеева, теперь с отцовской заботливостью разъяснял, как скорей и без ошибки набирать по толстенной трехфлажной книге условные сочетания букв.

Флажок в руках Тимофеева заходил быстрее. Каждая вспышка клотика приобретала постепенно ясный смысл. Сигнальщик сам не верил своим успехам. Однако до Бринцева, от кошачьих глаз которого не ускользал ни один знак, ему было еще далеко.

*

Была осень. День и ночь шумело море. Крейсер «Червона Украина» часто выходил с эскадрой из гавани проводить стрельбу, атаки и маневры. Корабль успешно завершал огневую подготовку. Оставалось сдать самый сложный зачет: ночной поиск и атаку противника в открытом море.

Ясным осенним утром эскадра морских сил Черного моря выходит на большое отрядное учение. В семь часов на флагманском крейсере был объявлен аврал. Быстро забегали по палубе бойцы. Краснофлотцы подняли на корабль шлюпки и баркасы, лязгнула якорная цепь, мерно задышали машины, и крейсер медленно пополз к выходу из гавани.

О ночном поиске сигнальщики и радисты корабля узнали от Биллевича, командира боевой части, накануне, когда они собрались в шпилевом кубрике.

Перед ними на развернутой карте переплетались изломанные линии, изображавшие маневр корабля. Это был заранее продуманный план, по которому линкор «противника» темной ночью должен быть найден в море.

Командир отделения рулевых ровно держит флагманский корабль на заданном курсе, не отклоняясь больше, чем на 0,2°. Это дает штурману уверенность в том, что данный ему курс будет выдержан точно, и корабль плавно пойдет по верному пути, минуя подводные рифы и скалы.

Правда, линкор будет идти затемненным, не выдаст себя ни огоньком, ни одной искрой из трубы. Сигнальщикам-наблюдателям придется особенно напрягать зрение, чтобы не проскочить мимо еле видимого «неприятельского» корабля, который в густой темноте южной морской ночи крадется к нашим берегам. А главное «противника» нужно обнаружить раньше, чем он обнаружит нас, и первым атаковать его огнем и торпедами. В уменья нанести этот внезапный, но сокрушительный удар и скажутся трудное искусство ночного боя и результат упорной боевой подготовки в течение всей кампании.

Главная база уже позади. Прозрачен прохладный воздух. Синеет справа хребет Яйлы. Раскинутым шатром высится срезанная шапка Чатыр-Дага. Чуть-чуть белеют в лучах солнца зазубринки Ай-Петри. Пока не видно появления «противника-. Краснофлотцы занимаются учебой с прожекторами.

Бойцы внимательно слушали пояснения Биллевича. Командир был молод: ему недавно исполнилось 26 лет. Но он уже треть своей жизни отдал Красному флоту и комсомолу. За эти немногие годы из школьника — обыкновенного радиолюбителя — он превратился в опытного командира связи, недюжинного специалиста многообразной новейшей радиотехники, разбросанной по всему кораблю. Краснофлотцы, по правде говоря, удивлялись познаниям и опыту своего молодого начальника, который немногим был старше своих подчиненных!

Но что же в этом было удивительного? На большом военном корабле, представляющем собой целый социалистический город, были созданы все условия для роста. А сам Биллевич? Разве он не просиживал в своей каюте ночами перед походом, стараясь детально и ясно понять идею предстоящей операции?

День за днем краснофлотцы и командиры овладевают сложными формами боя с применением оружия в любой возможной обстановке. Сложна и многогранна военно-морская техника. Каждую минуту надо ждать появления подводных лодок, торпедных катеров и самолетов.

*

В этот раз он не изменил своей привычке. Он сидел, откинувшись на спинку кожаного кресла и мысленно предугадывал ход завтрашних событий. Настольная лампа освещала груду таблиц, планов, наставлений, схем. Льющиеся из радиорепродуктора звуки какой-то арии на иностранном языке не нарушали строя мыслей.

Схема связи готова. Биллевич свернул трубкой лист кальки с нарисованными цветными корабликами. Теперь остается еще раз внимательно прочесть «наставление по связи и наблюдению», составить указания радио-рубкам и сигнальным постам... Времени впереди еще много. Склянки отбили только два.

И командир начинает читать документы, медленно, стараясь запомнить каждый параграф, чтобы завтра в боевой горячей обстановке когда корабли развернутся для поиска противника, ему не пришлось рыться в бумагах и сложных схемах.

— Вот на прошлом учении повторилась старая ошибка, — думает он. — Увидели линкор противника, все внимание на него, а самолеты в это время накрыли нас!

И он берет в руки перо, пишет:

— § 11. Наблюдателю запрещается отвлекаться объектами, обнаруженными вне его сектора.

Глубокая ночь. Тишина. Склянки на палубе бьют три удара.

*

На следующий день Биллевич рассказал краснофлотцам о ночном учении. Бойцы сидели в шпилевом кубрике на койках, рундуках, далее на шпилевом моторе, выбирающем якорный канат, и слушали своего командира.

— Товарищи! Вы год учились, тренировались... Завтра в какие-нибудь пять минут соприкосновения с противником решится, в какой степени ваш опыт знания, ваша находчивость будут практически полезны в действительной боевой обстановке. По этим пяти минутам мы будем судить о целом годе вашей боевой учебы... Обнаруживают противника обычно один, редко два корабля вместе. Для дружного удара нужно оповестить мгновенно всю эскадру, отрепетовать донесения с самолетов. Вам, радистам, придется из эфира выловить сигнал: донесение о противнике. А если мы увидим первыми? Не раздумывая, немедленно занять эфир и быстро без искажений известить корабли...

Биллевич говорил долго. Не пропустил ни одной мелочи. Впрочем, в бою мелочей не бывает. Огонек папиросы легкомысленного курильщика на баке так же может выдать корабль, как и незадраенный в освещенной каюте иллюминатор. Неразборчиво написанная цифра радиосигнала может задержать атаку.

Четкость, неукоснительное выполнение инструкций — вот к чему призывал сейчас командир.

Деловая беседа закончилась игрой — это так и называется на корабле: «проиграть обстановку». Игра заключалась в том, что бойцы, условно разбежавшись по своим боевым постам, тут же в кубрике решали задачи, полученные от командира:

— Товарищ Кочмаров! Получен с самолета сигнал: «вереск 227». Ваши действия?

— Рассыльный! В пост связи! К командиру сектора!

Рассыльный Ушаков вырвав из рук радиста спешно оформленный розовый бланк, делает по кубрику два крупных шага и, столкнувшись лицом к лицу с дежурным по командному пункту, передает ему радиограмму.

— Срочная! Из центральной!

Тогда Малышко, краснофлотец, приставив рот к воображаемому рупору переговорной трубы, громко кричит:

— На мостике! С самолета вижу легкие силы противника!

— Есть, легкие силы противника! — отвечает Биллевич, перевоплотившись в командира крейсера.

Потом он дает бойцам новую задачу:

— На курсовом 20 в темноте показались два силуэта.

Сигнальщик Топчий, вскакивая с места, отчекавивaет:

— Справа 20 два силуэта. Идут на пересечку курса.

— Главный командный пункт! Справа 20 два силуэта! — подхватывает сидящий на ступеньках трапа сигнальщик Лаврентьев.

— Есть! — отвечает за командира крейсера Биллевич. И, приняв на себя роль связиста, передает рассыльному тут же составленную радиограмму эскадре «красных».

— В кормовую рацию! Бегом!

Рассыльный четко выполняет приказание. Сейчас радиограмм в руках подвахтенного ученика Еремеева. Адрес быстро заменен условными позывными. Вот уже радиограмма под телеграфным ключом вахтенного радиста Селиванова.

— Товарищ Селиванов! Кому передаете радиограмму?

Из-за стола поднимается Селиванов, паренек в холщовой голландке. Он растерянно смотрит по сторонам, но отвечает бойко:

— Синему линкору!

— Вот так здорово! Это почему же? — спрашивает командир. —  Противнику хотите раскрыть наши секреты? Кто виноват? Товарищ Еремеев! Это дело ваших рук! Нужно внимательней относиться к переводу позывных!

Игра приостанавливается. Всем ясно: случись такой казус завтра, операция могла бы быть сорвана. Еремеев пытается оправдаться. Никаких оправданий! Связь — это цепочка. Одно лопнувшее звено прекращает управление целой эскадрой.

— Перед передачей надо два раза проверить, — вставляет свое замечание Тимофеев. Для него это простая истина. Его теперь совсем не узнать! Ведь он стал одним из лучших сигнальщиков на корабле!

*

Темна осенняя ночь. Два часа в пустынном море идут корабли на зюйд-ост. В сильный бинокль с трудом можно различить расплывчатые черные силуэты идущей в кильватер эскадры.

Кругом — ни одного огонька. Не мигают на высоких мачтах клотики. На бортах и палубах плотно задраены иллюминаторы и люки. Закрыты шторками фонари-ратьеры, готовые в любой миг бросить во тьму зелено-красный проблеск.

Проходит несколько часов. Обстановка не меняется. Радист уже долго безрезультатно ищет в эфире малейшие признаки шороха. Каждую секунду он готов нажать телеграфный ключ и послать эскадре донесение о «противника».

Но вот крейсера и миноносцы выстраиваются в ордер поиска. Какая незримая сила заставила их изменить строй? В маленькой рубке, отделанной дубом, сидит молодой радист Ованесов. Перед ним —  небольшой радиоаппарат, с помощью которого он передает приказание флагмана по эскадре. Вахта Ованесова кончилась час назад.

Но сознание ответственности удерживает радиста в этой узенькой, душной рубке. Не успевают замереть в наушниках последние звуки принятой с кораблей депеши, как заученным, автоматическим движением руки Ованесов запускает передатчик, и в ночном эфире навстречу идущим в гребенку кораблям мчатся новые сигналы, квитанции, приказания.

Но вскоре на горизонте наблюдатели увидели бугорки взбудораженной воды. Это — торпедные катера. — Отразить! — коротко приказывает командир. Тов. штурман подставляет катерам кормовые курсовые углы. Торпедные катера, заметив поворот корабля, скрываются, не произведя атаки.

Еще ни разу не подвела своего хозяина эта маленькая станция, которую так любит Ованесов. Конечно, не так просто далась ему эта тонкая специальность! Легко ли было ему, недавно покинувшему сады Армении, где он был рабочим совхоза, приучить свой слух к гамме звуков, носящихся в эфире, выловить из этого хаоса звуков нужное.

Да, Ованесов, поступив на корабль, с величайшим вниманием слушал уроки по радиотехнике, рылся много в книгах, изучал установки, среди которых был и этот маленький ящик со множеством рукояток, стрелок, циферблатов, пустотных ламп.

Так вырос он в знающего радиотехника, опытного младшего командира, которому корабль доверял свое боевое оружие — связь.

Пока рука Ованесова сжимала телеграфный ключ, наверху, на сигнальном мостике, было необычайно тихо.

У парусиновых обвесов стояли сигнальщики я, пользуясь биноклями и стереотрубами, напряженно всматривались в темноту. Сигнальщикам было объявлено, что самолеты разведки ввиду ухудшения погоды еще вечером вернулись в базу. Стало быть, вся ответственность по ночному поиску противника ложилась теперь на сигнальщиков. Им представлялся удобный случай показать, как зорки их глаза, как велика их бдительность при наблюдении.

На сигнальном мостике также ведется непрерывное наблюдение за морем, воздухом и горизонтом. «Противнику» не скрыться от зорких глаз сигнальщиков-наблюдателей.

Сигнальщик Лаврентьев заключил договор социалистического соревнования с Тимофеевым на качество наблюдения. Условия договора были нелегкие. Нужно было, несмотря на плохую видимость, обнаружить противника своевременно, точно, на далеком расстоянии. Сейчас каждый боролся за первенство. Тимофеев, притаив дыхание и плотно прильнув глазами к окулярам стереотрубы, с большим напряжением вглядывался в темноту.

Вдруг кто-то из сигнальщиков сначала робко, потом восторженно крикнул:

Под лучами солнца невольно хочется любоваться морским простором. Но солнце — это коварный друг. Под его ослепительными лучами может скрываться враг. Однако командир крейсера замечает, что в его лучах отряд тяжелых бомбовозов "противника" сверкает крыльями. Зенитные орудия готовы отразить самолет.

— Слева 15 на горизонте корабль!

Мостик оживился, все задвигались. Несколько пар глаз впились в темноту, проверяя донесение счастливого сигнальщика.

— Да какой же это противник? Разве линкор пойдет ночью с огнями? — произнес старшина вахтенной смены, отводя глаза от стереотрубы. Спустя несколько секунд он перегнулся через обвес и доложил на нижний мостик:

— Товарищ командир крейсера! На горизонте — торговый транспорт!

*

Прошел час, а обстановка не менялась. Однообразное чувство ожидания овладевает сигнальщиками и наблюдателями. Страница развернутого вахтенного журнала остается по-прежнему чистой.

Тимофееву вдруг показалось, что в черной пелене появилось маленькое пятнышко. Отличить его от фона пелены необычно трудно. Сам Тимофеев еще не уверен в его существовании. Поэтому сейчас в нем борются два чувства: доложить старшине или нет? А может быть снова ошибка, товарищи будут подшучивать... Не доложить? —  рискуешь уступить право первенства другому.

Тимофеев проверяет себя несколько раз, скользя глазами по горизонту, и всякий раз взгляд, помимо его воли, задерживается в одном месте. Нет, профессиональное чувство сигнальщика не может его обмануть!

Наконец, глаз, привыкнув к пятнышку, почти четко его видит. Тимофееву трудно сдержать нахлынувшее чувство радости. Он быстро взвешивает обстановку: кораблей «красных» там быть не может. Отсутствие огней подтверждает, что там именно «противник». И, решившись, он докладывает громко, не отрывая глаз от окуляров трубы:

— По носу — силуэт без огней!

Через несколько секунд добавляет уверенней:

— Вправо, градуса три...

И все же еще шевелится сомнение: может быть опять транспорт? Или рыбацкая шхуна? Из-за экономии света не зажигает... Но пятнышко становится более плотным, растет. Вместе с тем растет у Тимофеева чувство гордости.

Теперь уже несколько человек довольно отчетливо видят силуэт. Командир крейсера окончательно убеждается, что «противник» обнаружен. Он отдает распоряжение немедленно оповестить об этом всю эскадру. Этот короткий приказ одного человека подобен электрическому разряду: тотчас же приходит в движение весь аппарат связи, все ее средства.

Радист Орлов, уже два часа безрезультатно искавший в эфире малейшие признаки шороха, теперь молниеносно готовит свой мощный передатчик к работе. Радист уже готов нажать свой телеграфный ключ и послать самое важное за эту ночь донесение, как эфир занимается какой-то другой станцией. Орлов терпеливо ждет конца передачи. Тридцать секунд кажутся ему вечностью. Хорошо, если это донесение другого корабля, обнаружившего противника? А если это не так?

Вдруг на ходовом мостике эхом разносится: — На горизонте линкор противника! -- Аппараты товсь! — командует командир крейсера. И корабль ложится на боевой курс, чтобы как можно скорее выпустить по линкору торпеду. Торпедисты ждут только команды „залп!“. Торпеды попадут в противника, который уже развернул тела орудий.

Орлов не хочет допустить новой задержки, поэтому он не останавливает передатчика. Как только в его ушах исчезает последний звук, он нажимает ключ: экстренная депеша пошла. И вместе с ней пошли в атаку корабли.

Подчиненный воле своего командира крейсер готов был немедленно выполнить его приказание. На бортах развернулись в темноте тела орудий. Торпедные аппараты были также на изготовке.

Быстро определив расстояние и положение противника относительно крейсера, командир напряженно выбирал способ атаки. Он рассуждал так: дистанция позволяет использовать не только артиллерию, но и торпеды. Для этого нужно еще немного приблизиться к линкору и, резко повернув, начать атаку.

Решив это, он скомандовал в рубку:

— Самый полный вперед!

Через две-три минуты, когда командир убедился, что дистанция достаточна для атаки, он приказал:

— Лево на борт! Аппараты товсь! Залп!

Но вот обстановка быстро меняется. На горизонте замечен силуэт "противника". Все по местам! Начинается подготовка к предстоящему бою. Командир крейсера, оценив положение, отдает приказание: — Лево борт! Сигнальщики флажками передают приказание другим кораблям.

На противника стремительно пошли торпеды.

— Открыть огонь! — раздался в ночи голос командира. Команда относилась к артиллеристу.

Луч прожектора рассек темноту, безошибочно наткнулся и ярко осветил белесоватый, призрачный контур линкора. Цель была видна. По противнику дали холостой орудийный выстрел, означавший открытие огня. Линкор также послал сноп света и ответный залп. В этом секундном опережении противника сказалось мастерство и результат боевой подготовки коллектива связистов, электриков, артиллеристов крейсера «Червона Украина».

Расчеты точны до секунды. Сдержанное приказание командира крейсера: — Открыть огонь! Резкое приказание управляющего огнем в центральный пост: — Правый борт! Курсовой 35. Указанная цель. Поправка минус половина. Поражение!

Быстро пошли торпеды навстречу неприятелю. Пока они идут, оставляя на поверхности воды след, командир крейсера под давлением более сильного огня противника принимав решение укрыться мощной дымовой завесой и отойти...

Использовав удачное положение, крейсер заканчивал атаку противника. На темной воде мелькали белые огоньки патронов Гольмса, условно изображавшие торпедные залпы. Тут и там по горизонту во мгле показывались вспышки холостых залпов. Линкор оказался в тесном кольце атакующих кораблей. Заблаговременно вызванные тяжелые бомбардировщики с ревом проносились над противником. Медленно падающие яркие ракеты озаряли небосвод — ракеты изображали разрушительные бомбы.

Но где же главный „противник", где линкор? Самолет сорвался с крейсера на воздушную разведку. Разведка дала место линкора в квадрате 4664. Флагманскому крейсеру нужно угадать теперь его вероятный курс и построить поиск.

Бой был краток. Попытка отряда «синих» отразить нападение окончилась неудачно: «красные» рассеяли «противника» и нанесли ему значительные повреждения.

"Бой" окончился. Но ученье продолжалось стрельбами по щиту, И когда корабль возвращался обратно в базу, в командирской рубке на мостике шел разбор учения. Командир соединений крейсеров сидел в кожаном кресле и диктовал радиограмму: — Число попаданий в цель дает рост по отношению к прошлогодним стрельбам. Стрельба отличная.

И еще долго висели в воздухе ракеты и освещали черные и белые клубящиеся облака... Корабли «красных», прикрывшись дымовой завесой, уходили в ночь.

После боя хорошо пообедать и выпить кружку кофе. Но над кораблем слышен знакомый гул. Опять самолеты? Но тревога напрасна, — это „свои* возвращались на береговой аэродром.

*

Занимался рассвет. В предутренней прохладе таяла дымовая завеса. Корабли шли в базу на отдых. По сигналу «отбой ученья» «неприятельский» линкор вступал в кильватер «красной» эскадры. Море пробуждалось. Шумели волны. Так проводят на Черном море боевую подготовку молодые краснофлотцы и командиры. Так учатся они защищать границы великой социалистической родины.

И еще до постановки флагманского крейсера на якорь подводили итоги социалистическому соревнованию подразделений. Одни бойцы заключали новые договора на завтрашние стрельбы, другие проводили на палубе политзанятия.

Пробили склянки. На корабле началась приборка. Краснофлотцы мыли палубу и старательно надраивали металлические части.

Стемнело. Синие электрические лампочки скупо, освещали шкафуты и кубрики, где отдыхали бойцы. Не спали только вахтенные.