В Англии и Америке подземные тоннели разрабатываются при помощи механизма, называемого «щит». Это полый стальной цилиндр, лежащий горизонтально и продвинутый к самому лбу забоя. Его наружный диаметр равен диаметру тоннеля. Вертикальными и горизонтальными перегородками он разделен на несколько ячеек. В каждой ячейке помещаются рабочие-проходчики. Они разрабатывают породу отбойными молотками.
Щит значительно расширяет фронт работ по сравнению с обычным горным способом проходки. Он делает излишним крепление забоя, так как он сам на себя принимает горное давление. Сооружение обделки тоннеля, т. е. укладка его стен чугунными сегментами или железобетонными блоками, ведется в хвосте щита под защитой его оболочки специальным приспособлением — эректором.
Проходка обычным горным способом дает возможность делать всего лишь 0,3 м тоннеля в сутки. С помощью же щита можно проходить от 4 до 5 м, а в условиях легких грунтов даже 6 м и более.
При проходке грунтов, насыщенных водой, работы на щите могут производиться при повышенном воздушном давлении. Грунтовые воды и воды из плывунов отжимаются повышенным воздушным давлением, и работа, таким образом, производится в совершенно сухом грунте.
В этом случае щит превращается в горизонтальный кессон.
До постройки московского метро у нас не знали щита и никогда его не употребляли. Более двадцати лет тому назад предприниматели капиталистической России задумали было строить большой железнодорожной туннель под Волгой в Нижнем-Новгороде, теперешнем Горьком. Проектировщики предлагали проходить этот тоннель с помощью щита. Однако железная дорога на Котельнич не была достроена, и проект туннеля был заброшен С тех пор о щите успели основательно забыть.
Но советские специалисты вспомнили о нем после того, как июньский пленум ЦК ВКП(б) в 1931 г. принял решение о постройке в Москве подземной железной дороги. Московский комитет партии, т. Каганович дали лозунг: метро Красной столицы должно быть лучшими в пире. Лучшую подземку нужно строить самыми совершенными техническими способами. Тут-то и возникла мысль проходить тоннели метро при помощи щита.
Большинству наших старых специалистов такой план показался слишком рискованным и дерзким. Есть люди, которые боятся всего нового и необычайного, чего они еще не видели и не испробовали. Против применения английского щита со всех сторон посыпались возражения. Нашлись даже иностранные специалисты, которые утверждали, что в наших условиях щит не сможет дать нормальной своей производительности и что, следовательно, применение его не будет оправдано. Вокруг идеи щита завязалась горячая и упорная борьба.
Пришлось вмешаться партийному руководству. Вождь московских большевиков т. Каганович лично занялся изучением этой сложнейшей технической проблемы. В результате было решено дать возможность щиту показать подлинные свои качества на постройке первой большевистской подземки.
Для работы щита отвели участок особо трудный и ответственный по грунтам — между площадью Свердлова и площадью Дзержинского. Был заказан в Англии щит. Но наши заводы взялись за самостоятельное конструирование щита. В постройке его приняло участие 26 заводов. Английский щит начал проходку с 15 марта прошлого года. Месяца два спустя вступил в работу советский щит.
За короткий срок работы оба щита, как английский, так и советский, показали свои исключительные преимущества перед обычным горным способом проходки. Производительность, достигнутая ими, не ниже заграничной, если учесть трудные московские грунты. Щит выдержал испытание.
На постройке второй очереди московского метро работа щитом займет значительно большее место. В дело будут введены десятки щитов.
Жизнь полностью оправдала щит.
Но жизнь не катится сама по себе. Жизнь делается людьми, а за осуществление партийных решений нужно драться. Достижения английского щита на постройке московского метрополитена являются прежде всего победой московского комсомола.
Частью по мобилизации, частью по собственной инициативе быстро стянулись московские комсомольцы на шахту № 12 на ответственную щитовую проходку. В трудных условиях кессонной работы под повышенным давлением, на новых, никогда еще не испытанных в нашей стране и неосвоенных механизмах комсомольцы проявили саму высокую степень классовой сознательности. Они на деле реализовали слова великого вождя нашей партии т. Сталина и превратили свой труд в «дело чести, дело славы, дело доблести и геройства».
Из одиннадцати бригад, работавших на щитовой проходке, девять было комсомольских, возглавляемых бригадирами-комсомольцами, отчаянно дравшимися за первенство.
Самая старая комсомольская бригада на шахте № 12 — это бригада Николая Краевского. На английском щите эта бригада работает с момента пуска его в ход.
На щитовой работе недостаточно обладать настойчивостью и упрямством. Тут нужно проявить сообразительность и организаторские способности. На щите побеждает тот кто лучше умеет предвидеть все, что может произойти и случиться во время работы смены. Расстановка проходчиков, откатка породы, перестановка башмаков, проверка домкратов, наблюдение за шлюзами... Много есть, о чем подумать и о чем позаботиться бригадиру на щите.
Бригада Николая Краевского удерживала за собой первенство от самого начала щитовых работ. Но через несколько месяцев положение бригады немного покачнулось. Качнули его ученики Краевского. Из его бригады, из числа лучших работников были выделены новые бригадиры. Комсомолец Лушник пошел работать на советский щит, а Корейша — на английский. Эти-то ученики и начали обгонять своего учителя. Однако Краевский не сложил оружия. Он вступил в соревнование со своими учениками.
Работу бригады Краевского характеризует эпизод со сбойкой шахты № 12 с шахтой № 12-бис.
Сбойка должна была произойти 24 августа или в ночь с 23 на 24. Однако Краевский со своей бригадой решил провести эту сбойку почти на сутки раньше.
Заступать на работу нужно было в половине первого. Краевский и его бригадники, по обыкновению, явились на шахту значительно раньше срока.
Краевский говорил с водителем щита, инж. Штерном. Водитель предполагал, что обойка произойдет ночью. Пройти оставалось немного, но против нижних ярусов щита залегала твердая известняковая порода. На известняках лежал тонкий слой мергеля (глинистого известняка), и выше шла карбонная глина. Низ встречной штольни должен был совпадать с низом тоннеля, и сбойка должна была, таким образом, произойти в области известняков. Пройти более двух метров в твердой породе в течение одной смены было, разумеется, невозможно.
Краевскому и его бригаде несносна была мысль, что честь осуществления первой сбойки на щите достанется другим. Горело сердце у Краевского. Надо во что бы то ни стало попытаться.
Краевский снова советуется с водителем щита. Тот рекомендует отобрать лучших проходчиков и сосредоточить все силы на нижнем, труднейшем ярусе щита, где следует ожидать сбойки.
У Краевского есть опыт в работе. Он знает, что тут простой настойчивостью не возьмешь. Нужна смекалка.
В штольне, идущей от шахты 12-бис, работы больше не велись, ждали, когда подойдет щит. Краевский послал туда члена своей бригады Булгакова, который вместе с Яковом Примаковым, рабочим шахты 12-бис, возобновил работу в забое штольни и начал подвигаться навстречу щиту. Это могло значительно приблизить момент сбойки. Однако этого было еще далеко недостаточно.
На щит, на нижний и средний ярусы, Краевский поставил лучших проходчиков. В каждой ячейке работало вместо одного по два отбойных молотка. В центральной ячейке на молотках стояли звеновой Павел Кириченко и Семен Филиппов, а на отгрузке Акимзамов. В нижнем ярусе врубались в породу: в левой ячейке — Кудрявцев и Кузнецов, с средней — Ниссеров и Козырев, а в правой — Алексей Кисель и Буртасов.
Начали нажимать на работу. Молотки трещали как ошалелые. Комсомольцы штурмовали породу, дурея от грохота механизмов и от собственного азарта. Дело подвигалось вперед не плохо. Однако бригадиру было ясно, что в урочное для смены время не одолеть мощного слоя известняков. Геология подводила. Если бы расположение пластов было иное, если бы против встречной штольни приходились не известняки, а пластичная глина, тогда у комсомольской бригады был бы шанс выиграть бой.
Работа в два молотка на каждой ячейке горела под руками комсомольцев. Площадки на щите стали засыпаться породой — не успевали сбрасывать ее в вагончики и на железные листы, положенные у ячеек нижнего яруса.
В опьянении атаки время летело быстро. Не заметили, как прошли 90 см, нужных для передвижки щита.
На земной поверхности голос Николая Краевского, натруженный в железном грохоте подземной работы, звучит надорвано и хрипло, как у многих других бригадиров щита. Но в кессоне, в повышенном воздушном давлении, он звонок и ясен. Он был отчетливо слышен даже сквозь двойной против обычного треск отбойных молотков. Бригадир помнил, что каждая минута, каждая секунда, затраченные на передвижку, это — простой в забоях, отдаляющий желанный момент сбойки. Все внимание свое, весь опыт, накопленный за полтора года бригадирской работы, мобилизовал Краевский для того, чтобы передвижка щита была бы образцово подготовлена. Башмаки для наращивания рельсового пути под колесами эректорной тележки были заблаговременно переставлены, гидравлические домкраты осмотрены, вентили на них проверены, деревянные «мальчики», которые прокладываются между домкратами и бетонным кольцом, чтобы не повредить блоков, заготовлены. Все находилось под рукой. Каждый знал свое место. Ни одной секунды не было потеряно. Едва щит дошел до нового своего места, как уже снова трещали вовсю и заливались в забоях молотки. Порода тяжко забарабанила по железным плитам площадок.
До встречной штольни оставалось, если считать по мягкой породе, всего лишь сантиметров 80. Трескучие голоса молотков стали выше и звонче. Казалось, сама природа заразилась комсомольским азартом и взволнованно зазвенела навстречу штольне, к которой так напряженно рвалась упрямая комсомольская воля. Победа была недалека. Из глины, из мягкой породы комсомольцы вырвали бы ее какой угодно ценой. Но плотный, крепкий известняковый камень против забоев нижнего яруса был недоступен никакому порыву. Он крошился упрямо, неуступчиво, отваливался маленькими кусками из-под захлебнувшихся в треске молотков.
Такой отчаянной драки с тупым упрямством камня проходчики еще никогда не знали. Подводила капризная московская геология. У Краевского пухла голова.
Появляясь то тут, то там, он осматривал породу пристальным взглядом молодого, но накопившего уже опыт горняка.
Краевский решил перехитрить геологию.
Неплохая мысль пришла ему в голову. Если от края, там, где кончаются мергели и начинается пласт карбонной глины, взять наискосок вниз, то может быть и удастся пробиться по мягкой породе хотя бы к потолку встречной штольни. Хотя бы небольшое окошко пробить, — все же будет уже сбойка, и победа останется за бригадой.
Дал знать Булгакову в штольне, чтобы брал по белому краю, тотчас же над известняками и мергелями. Сказал об этом и проходчикам на среднем ярусе: вся, мол, надежда на это, ребята!
В центральной ячейке звеновой Павел Кириченко и Семен Филиппов, наклонив свои молотки под острым углом вниз, стали взметать мягкую пластичную глину с такой яростью, что совершенно засыпали Акимзамова. Тот никак не успевал сбрасывать породу в подаваемые внизу откатчиками вагончики. Но оба проходчика не обращали на него ни малейшего внимания. Не оглядывались. Не отрывались от работы. Их обнаженные тела и серая парусина спецовок, и неуклюжие резиновые сапоги, облепленные и засыпанные глиной, казались сами сделанными из глины. Они слились с породой и почти зарылись в нее.
Площадка загромождалась отбитой породой. Акимзамов из последних сил боролся с этим необычайным горным обвалом. У него начинала кружиться голова. Временами казалось ему, что товарищей его нет больше на площадке, что их всосала, поглотила липкая, вязкая глина. И не отбойные молотки гремят у них в руках, а грохочут потревоженные недра земли, и небывалый глинистый плывун, прорвавшись из забоя, грозит залить, засыпать дерзких комсомольцев, сжатых уплотненным воздухом кессона.
Акимзамов напряжением воли сбрасывал с себя одурь и еще яростнее начинал сражаться с породой, тщетно пытаясь освободить от нее площадку ячейки.
Если Акимзамову бурное выбрасывание породы двумя отбойными молотками представлялось чем-то вроде горного обвала, то Краевскому казалось, что темп работы все еще недостаточно напряжен. Он бегал в нетерпении вокруг центральной ячейки. Видел, что товарищи работают, как черти. Знал, что сказать им ничего нельзя. Нечего сказать, да и не услышат. Но беспокойство терзало его. Чудилось, что есть, что должно быть еще какое-то несказанное слово, которое может усилить и без того неслыханный темп проходки и обеспечить победу. Краевский вертелся вокруг забоя, напрягал всю силу своей мысли и искал нужного слова. Не мог найти. Не приходило слово. Не было его.
Между тем молотки звенели все звонче и звонче. Привычное ухо бригадира автоматически регистрировало изменение звука. Похоже было на вибрирующую струну, которую натягивают все сильнее и сильнее, заставляя звук переходить на все более и более высокий тон. Нельзя струну натягивать беспредельно. В конце концов всякая струна лопнет.
Краевский вздрогнул: лопнула!..
Отбойный молоток в руках у Кириченко зазвенел уже на самой высокой ноте, вдруг сразу оборвался и провалился в породу. Вслед за ним со свистом рванулся напряженный воздух кессона, ударил в грудь Булгакова и выбросил его из забоя.
Звеньевой Павел Кириченко пробил в нижнем углу центральной ячейки отверстие в штольню шахты № 12-бис. Отверстие это быстро разворотили.
Первая комсомольская бригада на английском щите — бригада Николая Краевского — провела сбойку с шахтой № 12-бис почти на сутки раньше предполагавшегося срока.
Победа была полная. Воздушный удар, сбивший Булгакова с ног, был не слишком силен и не причинил ему вреда, так как разница давлений в тоннеле щита и во встречной штольне равнялась всего лишь 0,2 ат.
Позвонили на шахту, сообщили о новой комсомольской победе. В кессон тотчас же спустился начальник щита т. Макаров. Пришли т. Шаширин — секретарь МК комсомола и т. Эйдман — секретарь комсомольской ячейки шахты. Появился редактор газеты «Ударник щита». Осмотрев забой, засняли его при свете магния.
До конца смены было еще далеко. Работа, продолжалась своим порядком. Но было торжественно от сознания своей победы. И голова у Краевского не пухла больше.
Впопыхах и в радостной суете забыли сказать ребятам, делающим проходку в нижнем ярусе щита. Там продолжали рокотать и трещать, ломая камень, шесть отбойных молотков, которые работали вместо трех обычных. Азарт борьбы с неуступчивой породой там все еще повышался. Ребята не слыхали и ничего еще не знали о событиях, происходивших над их головами в среднем ярусе щита.
Первым заметил Кузнецов, работавший в левой нижней ячейке. Выдвинув голову слегка за край перегородки, он прокричал Ниссерову, громившему известняк в средней ячейке:
— Смотри, наверху сбойку сделали!
— Не может этого быть! — решительно отрезал Ниссеров. Все время настойчиво думал он о том, что именно он, Ниссеров, завоюет сегодня внимание всей бригады и одобрение товарищей, прорубившись первым сквозь известняк к встречной штольне. Он рвался к этой радости нетерпеливо и упрямо. Кузнецов, конечно, ошибся.
Оба снова зарылись в работу и грохот. Прошло еще время. На мгновение оторвавшись от молотка, Ниссеров явственно услышал наверху голос Булгакова...
Оказалось, что целых полчаса после сбойки комсомольцы нижнего яруса ожесточенно рвались к уже достигнутой цели. Бригада после окончания смены вдоволь посмеялась над их запоздалым рвением.
Так пробивались комсомольцы, работающие на щитах, сквозь трудные московские грунты.
Так строят они под руководством партии первую и лучшую в мире подземку для красной столицы своей социалистической родины.
Комментариев нет:
Отправить комментарий