УР

Майор РИКАР. Перевод с французского Е. БОЛТИНА Рисунки художн. И. МУРЗАЕВА и Ф. КОБРИНЕЦ

Рассказ „Ур“ (укрепленный район) представляет собой отрывок из фантастической повести французского автора, майора Рикара, „Последняя война фашизма“. Автор, выступая от имени офицера французской армии — участника воины Франции с германским агрессором, — рассматривает сквозь призму личных переживаний завязку, план и ход гигантской битвы, перерастающей в новую всемирную войну и заканчивающейся полным разгромом фашизма.

Мы помещаем лишь начало повести, рисующее ход первой операции германцев, связанной с попыткой прорыва мощных французских пограничных укреплений. Автор в описании военной стороны событий резко расходится с большинством современных буржуазных военных писателей типа Фуллера, Дуэ и т. д., изображая будущую войну, как сражение огромных наземных армий, насыщенных всеми видами техники и вынужденных употреблять титанические усилия для преодоления сопротивления современной, закованной в бетон обороны. С этой точки зрения автор совершенно правильно показывает роль отдельных родов войск и технических средств борьбы в бою, избегая преувеличенных, однобоких оценок, столь свойственных многим буржуазным военным специалистам. Нарисованная автором широкая картина боя в укрепленном районе имеет несомненный интерес для нашего читателя, поскольку она достаточно правдоподобно рисует современные приемы наступления и обороны.

Трудно писать о великих событиях войны, когда раскаты вызванной ею революционной бури гремят по всей Европе.

Рядовому участнику гигантской битвы не под силу отобразить ход войны 19... г., — это задача историков. Мы хотим лишь изложить собственные впечатления о возникновении и первых днях войны, подкрепленные свидетельством врага.

Прежде всего поясним, как попали в наши руки записки офицера генерального штаба германской армии, полковника Г.

Автор провел кампанию лета 19... г. в должности офицера штаба III французского армейского корпуса, оборонявшего участок «Седан» Арденнского укрепленного района. В этой роли автору, в частности, довелось участвовать в организации и высадке авиадесанта в тылу германцев, на правом берегу реки Маас, во время так называемого контрнаступления французов в Арденнах. Известно, что десанту удалось разгромить штаб германской II армии, где в числе прочих документов были захвачены бумаги полковника Г. Разбирая эти бумаги, мы обнаружили тетрадь в кожаном переплете, исписанную мелким и аккуратным почерком и содержащую личные записки полковника. Именно эти записки толкнули нас на мысль о настоящем очерке.

Мы используем ниже лишь небольшую часть записей, относящихся к возникновению германского плана войны и событиям ее первых дней.

ТАЙНА РОЖДЕНИЯ ПЛАНА ВОЙНЫ

Мировая военная печать полна сейчас спорами и догадками о том, почему германцы избрали для вторжения во Францию направление через Люксембург и юг Бельгии, направление, хотя и кратчайшее, но изобилующее препятствиями и приведшее к лобовому наступлению на мощные укрепления северо-востока Франции.

Как родился и чем был обусловлен германский план прорыва в направлении Люксембург—Монмеди—Реймс, об этом записки полковника Г. говорят с исчерпывающей полнотой и ясностью. Поэтому предоставим слово его дневнику.

«19 декабря. Сегодня состоялось заседание тайного совета по разработке плана войны. Я имел честь быть докладчиком от генерального штаба. Меня слушали целый час, и очень внимательно. Не всем, видимо, понравились мои выводы, но заключительные слова председателя решили все.

Я запомнил их буквально: «Очевидно, что оба варианта — и бельгийский и швейцарский — следует пересмотреть; доводы господина Г. кажутся мне заслуживающими серьезного внимания и изучения».

Вот основные мысли моего доклада.

Извечный противник Германии — Франция всегда боялась победоносного германского оружия; именно это заставляло французов строить вдоль границ с Германией целую сеть укреплений, развившуюся впоследствии в систему крепостей и укрепленных районов. После разгрома при Седане в войне 1870—1871 гг. французское правительство приступило к постройке «оборонительных завес» в виде крепостных районов Верден—Туль и Эпиналь—Бельфор, прикрывавших 300-километровую границу от Люксембурга до Швейцарии.

Франко-бельгийскую границу, наиболее слабо обеспеченную естественными препятствиями, французы оставили почти без внимания, рассчитывая на «вечный нейтралитет», провозглашенный Бельгией еще в 1839 г.

Уже к 1900 г. Франция располагала двойной линией мощных крепостей вдоль германской границы; именно это заставило Шлиффена¹ искать решения в глубоком обходе французских укреплений главными силами германской армии с севера, через Бельгию.

Схема пограничных укреплений Франции. К началу войны 19... г. вся западная граница Франции была прикрыта мощной системой железобетонных укреплений.

В войне 1914—1918 гг. отдельные крепости не сыграли той роли, которая на них возлагалась. Особенно это относится к бельгийским крепостям: Льеж был взят германцами в 13 дней, Намюр — в 4 дня, Антверпен — в 12 дней, французская крепость Мобеж — в 9 дней. Однако справедливость требует признать, что такой молниеносный успех германских армий объяснялся не столько слабостью крепостей, сколько растерянностью франко-бельгийского командования, внезапностью удара и моральным превосходством германских войск.

Дальнейший опыт войны показал, что современная крепость, входящая в систему обороны полевой армии и умело взаимодействующая с ней, может надолго сдержать наступление даже превосходных сил противника. Именно этому учит история упорной обороны Вердена, длившаяся, с некоторыми промежутками, с февраля 1916 г. до конца войны.

Тем не менее после мировой войны идею обороны границ при помощи отдельных крепостей сочли устаревшей и подвергли коренному пересмотру. Пользуясь преимуществами, полученными в итоге Версальского мира, Франция с 1925 г. развертывает строительство системы сплошных укрепленных районов, получившей название «линии Мажино»². Эта система, стоившая Франции 14 млрд. золотых франков, вынесена восточнее старых крепостей, образующих ныне вторую линию французской обороны. Мощь линии Мажино, а также необходимость для Франции удержать ее любой ценой (ведь Эльзас и Лотарингия, непосредственно прикрытые пограничными укреплениями, производят до ¾ всего чугуна, ⅔ стали, 90% угля и 50% бумагопрядильной продукции Франции) заставляют германскую военную мысль вновь искать решения в глубоком обходе французских укреплений. Отсюда родились два варианта плана войны Германии против Франции: первый —  по существу, повторение плана Шлиффена — вторжение в Голландию и Бельгию, с последующим поворотом главного удара на север Франции; второй — вторжение через Швейцарию, с переходом через Юрские Альпы в незащищенные долины юго-востока Франции. Оба варианта включали постройку мощной системы германских укреплений на левом берегу Рейна с целью помешать возможному французскому наступлению из Эльзаса и Лотарингии. Как известно, Германия приступила к этому строительству немедленно после ремилитаризации Рейнской нейтральной зоны, т. е. в 1936 г., и к настоящему времени закончила его.

Данные, приведенные мною в докладе, неопровержимо говорят о том, что линия Мажино превратилась за эти годы в кольцо, опоясывающее северную и восточную границы Франции от Северного до Средиземного моря.

Что представляет собой это кольцо? В отличие от старой крепости, состоявшей из ряда крупных фортов, располагавшихся вокруг обороняемого пункта, современный УР не представляет собой замкнутого круга. Опираясь на флангах на непроходимые участки местности, естественные или искусственно создаваемые, УР составляет сплошное препятствие, которое не может быть обойденным. На севере, в низменной части страны, французы создали ряд затопляемых районов; разрушение нескольких плотин, произведенное одновременно по заранее составленному плану, делает весь участок границы севернее Лилля непроходимым для войск. Район Арденн³ труднодоступный для войск, реки, текущие вдоль западной границы Франции, лесистые Вогезы⁴, наконец, Юра⁵ и западные Альпы⁶ — все эти естественные препятствия умело использованы для того, чтобы сделать систему УР сплошной и лишить ее открытых флангов.

Нашей разведке удалось довольно подробно изучить постройки Арденнского УР. Только на одном участке — Монмеди — шириной по фронту около 18 км и примерно той же глубины расположено 12 орудийных капониров, 6 малых фортов, 9 батарей дальнего боя, 3 стационарных зенитных батареи, около 600 пулеметных блиндажей, депо боеприпасов и необходимое количество командных и наблюдательных пунктов. Каждый орудийный капонир вооружен 4—6 скорострельными 75-миллиметровыми пушками и несколькими пулеметами. Малые форты имеют по 10 и более пушек, столько же пулеметов имеют и наблюдательные пункты (в броневых башнях). Батареи дальнего боя, калибра 200 мм, установлены в броневых казематах с толщиной купола около 300 мм. Пулеметные блиндажи трех типов — от крупных (вооруженных 4 пулеметами) до одно пулемётных «москитов» — закованы в железобетон, способный противостоять прямому попаданию 420-миллиметрового снаряда. Все эти постройки искусно спрятаны на местности, зарыты в землю и замаскированы.

Для вторжения во Францию и наступления по кратчайшему направлению на Париж немцы избрали труднодоступный район Арденн, который французы считали второстепенным участком фронта.

Мощная огневая система УР дополнена солидными противотанковыми и противопехотными препятствиями, начиная от бетонированных рвов, порогов и кончая колючей проволокой. Такой участок УР, помимо своего постоянного гарнизона, занимается в военное время двумя-тремя дивизиями полевых войск, костяком обороны которых служат долговременные сооружения. Подготовленная заранее сеть дорог, склады и казармы-убежища, углубленные на 50 м под землю, позволяют войскам упорно обороняться и удобно маневрировать внутри УР.

Наш генеральный штаб знал о том, что вся Франция опоясана сейчас кольцом таких укреплений, но до последнего времени продолжал разрабатывать варианты обхода через Бельгию или Швейцарию. Между тем, какие преимущества сулит нам поход, например через Бельгию, если, преодолев ее сопротивление (на границах Бельгии также имеются укрепления, хотя и менее мощные) и пройдя через ее территорию, мы вновь окажемся перед закрытыми воротами —  франко-бельгийской границей, укрепленной так же, как и франко-германская? Никаких преимуществ, но неизбежная потеря времени, в течение которого противник успеет закончить мобилизацию, сосредоточиться и, быть может, перейти в наступление на другом участке фронта.

Нет, надо быть реальным стратегом; пора понять, что будущая война неизбежно связана с необходимостью прорыва укрепленных полос, преодоления их; от этого не спасут никакие обходные маневры. Приведет ли это опять к позиционной борьбе, подобной прошлой мировой войне? Возможно, что да. Военные писатели, самоуверенно заявляющие, что позиционная война в 1915—1918 гг. была лишь следствием вырождения военного искусства, преодоленного ныне развитием новых технических средств борьбы, не хотят видеть действительной силы современной обороны. Еще события в Испании заставили пересмотреть эту точку зрения.

Едва ли также кто-либо думает всерьез решить войну одними воздушными силами. Итальянцы, давшие миру Дуэ с его теорией «господства в воздухе», первые убедились на опыте Испании, что действие воздушного флота равно противодействию, оказываемому ему, и что одним воздушным флотом сломить сильного противника нельзя.

Массовое сражение на земле, с полным напряжением всех сил и средств техники, сочетаемое с действиями в воздухе, преследующими общие цели с наземной операцией, — вот единственный метод будущей войны. И в этой войне неизбежным звеном на пути к победе являются наступление на укрепленные районы, методическая и длительная подготовка их прорыва, упорное преодоление обороны и сокрушение ее до такой степени, когда главные силы наступающей армии и ее резервы получают возможность выйти за железобетонный пояс, на маневренный простор решающих битв.

А если это так, то подобной цели должны быть подчинены и организация, и вооружение, и боевая подготовка нашей армии уже теперь!

Вот мысли, которые легли в основу моих предположений и того конкретного плана, излагать который в этом дневнике я не имею права».

АРДЕННСКИЙ УКРЕПЛЕННЫЙ РАЙОН

Мы позволили себе столь длинную цитату из дневника полковника Г. с целью показать, что события весны 19... г. были неожиданностью лишь для непосвященных. План прорыва французских пограничных укреплений и последующего наступления на Париж по кратчайшему направлению был, как мы видели, тщательно обдуман.

В ночь на 17 мая 19... г., когда мир узнал о внезапной бомбардировке Парижа, штаб III французского армейского корпуса двигался в автомобилях по дороге Реймс—Ретель—Мезьер к району сосредоточения войск. Было ясно, что за воздушным ударом последует попытка наземного вторжения германцев в пределы Франции. Война уже началась.

Штабные машины свободно мчались по пустынному шоссе, но на всем пути движения мы слышали сдержанный гул моторов. Это части 59-й пехотной дивизии нашего корпуса, двигаясь на вездеходных машинах вне дорог, перебрасывались к границе. Такая организация движения, а также облачная погода способствовали скрытности переброски корпуса, ограждая его от воздушной разведки германцев.

Мы знали, что корпус должен занять и оборонять участок Арденнского УР на линии Седан—Мезьер, в десятикилометровой полосе между бельгийской границей и рекой Маас, имея в первой линии две пехотные дивизии и одну в резерве. Задача была нам знакома, много раз проиграна во всех вариантах на картах, полевых поездках и маневрах. В предстоящих операциях роль III корпуса казалась нам второстепенной и даже пассивной: Арденны считались маловажным направлением, а кое-кто полагал, что даже само строительство Арденнского УР было продиктовано излишней боязнью германской опасности.

Правда, в генеральном штабе поговаривали о наличии у немцев плана наступления через Люксембург, делавшего неизбежным прорыв Арденнского УР; теоретически признавалось возможным наступление крупных германских сил между Мозелем и средним течением Мааса, в обход Вердена с севера. Но в эту возможность мало кто верил.

Строительство Арденнского УР было закончено недавно, и поэтому он представлял собой последнее слово техники долговременных оборонительных сооружений.

Основное, чем характеризовалась эволюция военного дела в последние годы, — это гигантское развитие артиллерии, танковой техники и средств противотанковой борьбы. Новейшие танки могли преодолевать подъемы крутизной до 50°, перелетать через овраги шириной до 40 м, прыгать в высоту до 5—6 м, плавать и ходить под водой, двигаться по приборам в темноте и дыму и управляться по радио. Поэтому основой противотанковой обороны стали уже не инженерные препятствия, а артиллерийский огонь. Секретной новостью наших УР была противотанковая электрическая пушка, стреляющая бесшумно и без дыма и дающая до 200 выстрелов в минуту. Такие пушки, разбросанные попарно в броневых куполах, расположенных преимущественно на обратных скатах высот и на флангах вероятных направлений прорыва танков, были тем более опасны, что наводка их осуществлялась автоматически, по звуку мотора.

Резко усилилась также полевая самоходная артиллерия УР, скорость передвижения которой сравнялась со скоростью обычного автомобиля. Большое развитие получили противотанковые мины, поля которых закладывались еще в мирное время под покровом возделываемых пашен и лугов, выглядевших совершенно мирно и невинно. Но основное средство, на внезапный эффект которого рассчитывало французское командование, был легковоспламеняющийся газ «X». На важнейших подступах к УР была построена сеть подземных газовых цистерн. При помощи электрического управления эти цистерны выпускали облако тяжелого, бесцветного и неощутимого для человека газа, обладающего способностью взрываться от малейшего соприкосновения с огнем. Попадая в облако этого газа, всякая машина с мотором внутреннего сгорания мгновенно охватывалась пламенем.

Все постройки УР были абсолютно газонепроницаемы, что полностью решало проблему их противохимической защиты.

Арденнский УР, запиравший 60-километровый фронт от Монмеди до Мезьера, делился на три участка. Участок нашего корпуса (Седан) был левофланговым. Он, в свою очередь, делился на батальонные секции.

Арденнский укрепленный район, занимавший фронт в 60 км, делился на три участка. III армейский корпус занимал левофланговый участок «Седан».

Долговременные сооружения батальонных секций оборонялись небольшими гарнизонами мирного времени. Полевые войска, занимающие УР по мобилизации, частично усиливали гарнизоны оборонительных построек, а главным образом располагались в промежутках между ними, в укреплениях полевого типа.

Уже к 20 мая на участке III корпуса все основные оборонительные работы были закончены. Однако еще до того произошли события, о которых мы расскажем словами нашего противника. Возвратимся к дневнику полковника Г.

ПОПЫТКА ВНЕЗАПНОГО ЗАХВАТА

«17 мая 19... г., 20 часов 30 минут, Люксембург. День, полный великих событий. Итак, повторилось 2 августа⁷: Люксембург занят почти без выстрела; мы вступили в южную часть Бельгии. Завтра на рассвете наши авангардные группы (или «армия вторжения», как ее угодно называть военным писателям) перейдут французскую границу на всем фронте от Мезьера до Диденгофена. Как будто простое повторение истории, но в то же время какая разница в темпах: то, на что в 1914 г. надо было затратить несколько дней, сейчас достигнуто за несколько часов благодаря автострадам, гусеничным машинам, танкам, радио и самолетам.

Результаты воздушных налетов на Париж и Реймс еще не известны, но наши потери, кажется, довольно значительны.

Одно беспокоит: ночная авиаразведка направлений Мезьер—Реймс и Верден—Реймс не дала ожидаемых результатов вследствие плотной облачности. Днем замечено движение автоколонн от Реймса к Вердену (наши штурмовые атаки с воздуха успешны); дорога Реймс—Мезьер пуста. Если мои предположения оправдаются, Арденнский УР противопоставит нам только свой постоянный гарнизон, и мы возьмем его внезапным ударом...»

«18 мая, вечер, Арлон. Только что закончил доклад командующему. Надо признать прямо — внезапный захват УР не удался.

Впечатления этого дня трудно передать. Ярко помню момент атаки наших танков: я был на командном пункте командира танковой бригады, в 2 км западнее Виртон; за горизонтом, ограниченным грядой пологих холмов, виднелась колокольня города Монмеди; по ней было легко ориентироваться. Наши танки, посаженная в бронированные транспортеры пехота, саперы, орудия сопровождения — все это было хорошо замаскировано в лесу. Погода ясная. Я тщательно осмотрел местность; удивляло отсутствие заграждений в лесу (правда, лес — на бельгийской территории) и заметных на глаз противотанковых препятствий.

В 10 часов без артиллерийской подготовки началась атака. Я в это время вылетел на наблюдательном самолете и ясно видел картину боя. Вперед ринулись дымовые танки, оставляя за собой пелену молочно-белого тумана; за ними шли саперные танки с мостами и легкие быстроходные танки; в третьей линии — тяжелые боевые машины, вооруженные пушками; в четвертой — транспортеры; в промежутках и на флангах батальонных колонн — орудия сопровождения. Движение было прекрасно рассчитано и организовано.

Вперед ринулись дымовые танки, оставляя за собой пелену молочно-белого тумана...

...За дымовыми танками шли саперные танки с мостами.

Когда танки были примерно в одном километре от вероятного переднего края обороны, артиллерия французов открыла заградительный огонь. Тут произошло что-то непонятное: хотя огонь артиллерии был довольно редок, но пламя разрывов гранат быстро охватило целую полосу глубиной в полкилометра вдоль всего фронта атаки. Трудно было что-либо разглядеть из-за дыма и огня; видно было лишь, как горели наши отдельные машины, а главная масса их повернула назад. Тогда, по указанию самолетов, наша тяжелая артиллерия открыла огонь по батареям противника; последние скоро замолчали, но атака была уже сорвана. Я поспешил на аэродром, причем по дороге еле ушел от французского истребителя. В штабе бригады узнал, что передовые танки, дойдя до гребня, обстреливаемого артиллерией, внезапно стали воспламеняться и взрываться в огне. Потери — до 30% машин. Из показаний спасшихся танкистов понять что-либо трудно, но, по-видимому, французы создали новое препятствие, — возможно, полосу, насыщенную каким-либо горючим газом. Надо тщательно проверить.

Нескольким машинам все же удалось прорваться; одна из них вернулась благополучно. По словам командира танка, УР занят полевыми войсками; он наблюдал пехоту. Это подтверждает и утренняя фоторазведка. Сведение крайне важное. Прорыв не удастся так легко, как мы думали: мы не проникли даже на передний край обороны...»

УСКОРЕННАЯ АТАКА

День 19 мая на фронте Арденнского УР прошел относительно спокойно; обе стороны вели усиленную разведку. Свою перегруппировку немцы сумели совершить скрытно, но наша разведка донесла о наличии войск противника на правом берегу реки Семуа, т. е. против левого фланга УР; логика подсказывала, что именно здесь следует ожидать второй атаки, которая и состоялась, действительно, в ночь на 20 мая, за час до рассвета.

Еще накануне, 19 мая, внимание нашего охранения было привлечено десятком германских танков, внезапно атаковавших секцию 2-го батальона 178-го пехотного полка. К сожалению, командир полка не учел хитрости врага и приказал включить электрическое минное поле впереди секции. Большинство танков погибло на минах, но три или четыре продолжали прямолинейное движение вперед. На переднем крае обороны они были расстреляны противотанковыми пушками, лишь один каким-то чудом проскочил в глубину, где внезапно остановился и был взят в плен. Ни один танк не открывал огня; экипаж пленного танка не подавал признаков жизни. Каково же было наше удивление, когда мы не обнаружили в танке ни души! Тщательный осмотр пленной машины разъяснил секрет: танки управлялись по радио и были выпущены без экипажей, с целью произвести разведку и вызвать огонь противотанковых орудий. Благодаря этой уловке немцы вскрыли наше минное поле и обнаружили ряд противотанковых точек.

Ночь на 20 мая мы провели в герметических убежищах, а находившиеся под открытым небом — в противогазах, так как немцы с заката солнца и до 2 часов ночи непрерывно пускали ядовитый дым, пользуясь ветром. О концентрации и силе этого дыма говорит то, что далеко в тылу, в 10—15 км от фронта, среди беспечных обозников оказались смертельно пораженные.

Мы ждали ночной атаки. Поэтому всю ночь наши прожекторы ощупывали впереди лежащую местность; никто не спал.

В 3 часа утра германская артиллерия открыла внезапный и весьма интенсивный огонь. Она начала с обстрела полосы перед нашим передним краем, видимо, стремясь взорвать минное поле. Однако немцы, очевидно, не знали устройства наших новых электрических мин, взрывающихся от самого слабого удара, но только под током, поэтому обстрел результата не дал. Зато бомбардировка тяжелыми снарядами противотанковых блиндажей на переднем крае принесла нам значительный урон.

Наша артиллерия молчала, ожидая атаки.

В 3 часа 50 минут немцы перенесли огонь в глубину нашего расположения; для нас это было сигналом включения тока в минное поле. Вскоре в утреннем тумане показались германские танки, примерно в том же порядке, как и при атаке участка «Монмеди» 18 мая, но на этот раз вместо дымовых машин впереди шли танки, на передние оси которых были надеты стальные цилиндры с подвешенными к ним стальными же стержнями, напоминавшими цепы. Вращая на ходу цилиндрами, такие танки — истребители мин — с невероятной силой ударяли впереди себя по земле, вздымая к небу тучи песка и взрывая минное поле. Мы видели это необычайное зрелище из броневой наблюдательной башни; вскоре, впрочем, панорама боя скрылась в дыму и пыли разрывов нашей артиллерии, открывшей заградительный огонь.

Дальнейшее развитие боя было трудно охватить наблюдением. Немецкие танки проникли через проходы в минном поле на передний край обороны, и бой разбился на отдельные очаги — за обладание пулеметными блиндажами, капонирами и малыми фортами. Местами дошло и до штыков немецкой пехоты, появившейся вслед за танками на транспортерах, но ее было слишком мало. Уже к 8 часам энергия немцев иссякла; они нигде не прорвали даже переднего пояса УР, хотя и нанесли немалый вред отдельным оборонительным сооружениям. Энергичными контратаками наших танков и пехоты ослабевший противник был выбит и отошел в исходное положение — за реку Семуа. К сожалению, мы не могли преследовать: сил для этого было недостаточно.

Так окончилась неудачей вторая немецкая попытка ускоренного прорыва Арденнского УР.

ПОДГОТОВКА ПОСТЕПЕННОЙ АТАКИ

Период между 20 и 26 мая на фронте Арденнского УР прошел относительно спокойно; обе стороны зарылись в землю и ограничивались разведывательными поисками и изредка артиллерийской дуэлью.

Мы ждали в начале июня перехода наших армий в наступление в Лотарингии и Эльзасе, где также разыгрались упорные пограничные бои.

Намерения немцев были неясны; скупые данные авиаразведки говорили как будто о сосредоточении противника на юге — против Лотарингии — и на севере — к голландской границе. Арденны, таким образом, как будто оставались второстепенным участком, но мы не очень верили этим данным, ибо упорство предыдущих немецких атак говорило о противном. Следующая цитата из дневника полковника Г. доказывает, что это недоверие было вполне обоснованным.

«23 мая. План «Л»⁸ осуществляется в третьем варианте: после неудачных попыток внезапного захвата и ускоренного прорыва мы перешли к подготовке постепенной атаки. Приходится, таким образом, ждать окончания сосредоточения и полного развертывания всех сил. Какая гигантская работа — сосредоточить 60 дивизий со всеми их техническими средствами и тылами так, чтобы противник не догадывался до момента атаки об истинном направлении главного удара! В марте 1918 г. в Пикардии Людендорф сосредоточил 56 дивизий, истратив на это месяц; мы должны сделать то же самое в 6 дней и при неимоверно возросшей воздушной угрозе.

По существу, план нашего генерального штаба прост. Движение эшелонов построено так, что создает впечатление сосредоточения главных сил в двух районах: на голландской границе (район Дюссельдорф—Кельн) и против Лотарингии. На самом деле эшелоны разгружаются исключительно ночью в полосе от 100 до 200 км от фронта, и оттуда войска также по ночам перебрасываются на вездеходах к районам действительного сосредоточения. Пустые же эшелоны продолжают свой путь к мнимым станциям выгрузки, где последняя инсценируется специальными командами.

Французская авиация ведет усиленную разведку, но преимущественно по ложным путям.

Одновременно, чтобы сбить с толку и французскую радиоразведку, пользование радиосвязью по люксембургско-бельгийскому направлению для вновь прибывающих частей воспрещено, зато в мнимых районах сосредоточения работает огромное количество «холостых» радиостанций.

Очевидно, наши демонстрации достигают цели, если судить по бешеным воздушным бомбардировкам французами Дюссельдорфа, Кельна, Страсбурга и саарских городов; впрочем, мы, кажется, тоже не остаемся в долгу!..»

«24 мая. Сегодня весь день посвятил обучению войск и их организационной подготовке к атаке. Собственно говоря, это была только последняя проверка предыдущей тренировки: ведь все перволинейные кадровые дивизии, атакующие в первом эшелоне на главном направлении, еще за месяц до войны прошли специальные сборы, на которых атаковали макеты отдельных участков Арденнского УР, полностью воспроизводящие его подлинные сооружения.

Сейчас формирование и сколачивание штурмовых групп закончены в большинстве полков. Каждая группа получила определенный объект атаки, занумерованный и нанесенный на точный план. Состав групп зависит от характера объекта, но, как правило, это не менее роты пехоты, около взвода сапер, один-два взвода танков, несколько орудий, химики, минеры и т. д. Конечно, каждая группа обеспечена транспортерами и всеми необходимыми техническими средствами, вплоть до приборов автогенной резки металла (для вскрытия броневых куполов и дверей).

Не удалось взять с налета — будем «прогрызать» оборону, чего бы это ни стоило!..»

«25 мая. Главная забота этих дней — сосредоточение тылов и накопление всех материальных запасов, необходимых для атаки. Размах затеянной операции действительно грандиозен: достаточно сказать, что на каждый боевой танк в тылу подготовляются два резервных. В войне 1914—1918 гг. среднегодовой расход огнеприпасов на одну легкую пушку не превышал 35 снарядов в день, а общий запас снарядов, с которым Германия вступила в войну, составлял 10 млн. (из них 30% тяжелых). Сейчас на 10 дней боя расход запланирован в среднем по 200 снарядов в день на орудие, а это значит, что общий запас для всей операции составит около 20 млн. снарядов, из них 50% тяжелых. Ясно, что ежедневный подвоз нашим армиям прорыва всего необходимого требует сотен поездов и автоколонн. К сожалению, полностью скрыть эти перевозки от французской авиации не удается: она причиняет нам немало огорчений».

Справедливость требует признать, что немецкий обман в значительной мере удался: как ни готовились мы к обороне, но масштаб. действительных событий превзошел все ожидания.

Недооценка возможности наступления в Арденнах привела к невыгодному соотношению сил: у нас дивизия была растянута по фронту обороны до 8—9 км, у немцев же на направлении главного удара фронт дивизии не превышал 1,5—2 км; артиллерия немцев была вдвое сильнее нашей, а танков было в 3—4 раза больше.

ШТУРМ

Все, что происходило с утра 27 мая и в последующие дни, вспоминается, как кошмарный сон. Только сейчас, приводя в порядок собственные впечатления, сопоставляя их с рассказами других очевидцев и с записями полковника Г., мы шаг за шагом восстанавливаем подлинную картину планомерной атаки. Описать ее детально не в наших силах; это потребовало бы целой книги. Поэтому ограничимся изложением хода основных событий.

На рассвете 27 мая гром нескольких тысяч германских орудий возвестил начало артиллерийской подготовки. В отличие от коротких огневых налетов первых дней, на этот раз германская артиллерия вела огонь методически, обстреливая определенные районы наших огневых сооружений во всей глубине обороны.

Немцы действовали по строгой системе. Они начинали обстрел оборонительной постройки легкими батареями с целью сорвать земляной и растительный покров, скрывающий бетон. После 1—2 часов такого обстрела приступали к работе тяжелые батареи, стреляющие на разрушение бетона; каждое оборонительное сооружение держалось под их непрерывным огнем 3—4 часа. Одновременно периодическими огневыми шквалами немцы обстреливали промежутки между бетонными точками, окопы и особенно пулеметные гнезда полевых войск. Непрерывный ливень огня и стали длился 16 часов, до вечера!

Бомбардировке подвергся в основном первый пояс УР глубиной в 3—4 км. Отдельные дальнобойные батареи немцев в течение всего дня вели огонь по далеким целям в нашем тылу и по мостам через Маас. Еще глубже действовала немецкая авиация. Несколько сот самолетов одновременно бомбардировали все важные пункты, дороги и мосты в четырехугольнике Ирсон—Лаон—Реймс—Монмеди. Именно в этот день был разрушен знаменитый Реймский собор, едва уцелевший в предыдущей войне.

Над самым полем боя немцы подняли в воздух многочисленную истребительную авиацию, прикрывавшую их артиллерию; в течение дня мы непрерывно наблюдали жестокие бои истребителей с нашими самолетами, пытавшимися бомбардировать позиции противника. Хотя превосходство в воздухе над участком атаки 27 мая было явно в руках немцев, нашим штурмовикам все же удалось уничтожить несколько тяжелых батарей.

Французская артиллерия действовала осторожно, чтобы не быть разгромленной до начала атаки. Она внезапно открывала мощный огонь по особо вредившим батареям противника, часто заставляя их замолкать; вслед за тем наши батареи быстро меняли позиции, производя следующий огневой налет уже из нового района.

Все же количественное превосходство германской артиллерии дало себя знать. И когда в 8 часов вечера ужасная бомбардировка внезапно прекратилась, поле боя являло собой печальное и грозное зрелище. Казалось, что оно еще дрожало от бесконечных взрывов; тучи пыли оседали кругом; по земле стлался дым лесных пожаров; воздух был отравлен химическими снарядами. К счастью, поднявшийся ветер гнал дым и газы в сторону противника. Земля в районах бомбардировки была словно изрыта гигантскими лопатами; там и сям из нее торчали остовы полуразрушенных бетонных сооружений, пострадавших довольно сильно; на переднем крае около половины пулеметных блиндажей было полностью или частично разрушено.

Потери в личном составе наших частей были относительно невелики, так как почти все войска спрятались на время артиллерийской подготовки в глубоких подземных убежищах или в недоступных огню складках местности.

Артиллерийская подготовка причинила обороне значительный урон, но она раскрыла замысел немцев. Стало очевидно, что противник, закончивший сосредоточение раньше нас, наносит главный удар на 80-километровом фронте Мезьер— Лонгви. Наступление перестало быть неожиданным, потеряв тем самым одно из ценнейших качеств всякой атаки. Одного дня было достаточно для принятия широких мер противодействия: на угрожаемый участок были брошены быстро подвижные резервы; вся авиация фронта получила задание противодействовать наступлению; внимание французского командования было приковано к Арденнскому УР.

С наступлением темноты инженерные части УР приступили к восстановительным работам; современная техника — строительные машины, быстротвердеющий бетон и т. п. —- позволяет за несколько часов делать то, на что в прошлую войну потребовались бы недели. Но артиллерия немцев с дьявольской методичностью каждый час делала пятиминутные налеты на районы дневной бомбардировки, изрядно мешая восстановительным работам.

В глубине обороны между тем шли широкие приготовления к отражению атаки, которую мы ждали утром, после короткой повторной артиллерийской подготовки. Решено было по возможности сорвать атаку либо максимально затруднить ее. Поэтому, пользуясь благоприятным ветром, наши химические части всю ночь пускали ядовитый дым, а на участках, которые могли быть удобными для наступления пехоты противника, поставили перед передним краем обороны заграждения из стойких отравляющих веществ. Вся артиллерия УР меняла позиции, выдвигаясь возможно ближе к противнику; чтобы не производить шума, артиллеристы выкатывали пушки на позиции вручную. Пользуясь минутами коротких артиллерийских налетов как средством маскировки шума моторов, к фронту подтягивались многочисленные танки. Танки занимали скрытые позиции — засады, — из которых они должны были броситься в контратаку на ворвавшегося противника. На аэродромах, глубоко за фронтом, готовились к утреннему бою тысячи воздушных кораблей.

Напряженная работа шла и под землей: из разрушенных блиндажей выносили раненых и убитых; поредевшие гарнизоны пополнялись людьми и необходимыми припасами; прибывающие резервы размещались в убежищах.

В пятом часу утра германская артиллерия, как и ожидалось, возобновила бомбардировку. Однако усилившаяся артиллерия французов ответила на нее кратким, но мощным контрударом. В течение 10 минут все наши батареи максимальным темпом вели огонь по району германских батарей, потом они немедленно снялись с временных позиций и ушли в глубину — на основные. Огонь немцев заметно ослаб, затем он обрушился на французские батареи, но было уже поздно — немцы ударили по пустому месту.

Не успела наша артиллерия смолкнуть, как воздух наполнился гулом моторов. Избрав вероятные участки накопления немецкой пехоты перед атакой, наша авиация летела в плотном боевом порядке, сбрасывая на землю ливень бомб, образовавших подвижную стену дыма и пламени. Почва содрогалась, как во время землетрясения; с жестокой радостью прислушивались мы к грохоту взрывов.

Французская авиация летела в плотном боевом порядке, сбрасывая на землю ливень бомб...

Немцы пустили в ход все свои средства ПВО; в воздухе завязались многочисленные бои истребителей; небо расцветилось разрывами снарядов зенитной артиллерии; низколетящие самолеты буквально поливались с земли стальным дождем из пулеметов и мелких пушек.

Наша авиация понесла значительные потери, но атака немцев была сорвана. День 28 мая прошел в редкой артиллерийской перестрелке; к вечеру немцы в течение 5 часов опять вели массированный огонь по нашим оборонительным постройкам.

Следующая атака началась ночью 29-го, незадолго до рассвета, без артиллерийской подготовки. В волнах искусственного тумана, который не могли разорвать наши прожекторы, немецкая пехота с танками, неся страшные потери на заграждениях, двинулась вперед. Разрушения, причиненные двумя днями ужасной бомбардировки, облегчили немцам захват переднего края, где они окопались, ожидая рассвета. С первыми лучами солнца разгорелся бой за каждый квадратный метр укрепленного пространства.

Штурмовые группы противника атаковали отдельные огневые точки обороны и подвергали их форменной осаде; одновременно быстроходные танки в сопровождении пехоты на транспортерах пытались прорваться в глубину обороны; впереди танков германская артиллерия создавала подвижной огневой вал. Весь фронт УР был охвачен сплошным поясом огня...

ОСАДА ФОРТА № 17

Наступил новый период борьбы за УР; автору этих строк пришлось стать непосредственным участником одного из самых ярких ее эпизодов.

В день штурма, 29 мая, я был дежурным офицером штаба III армейского корпуса и благодаря этому отлично знал обстановку, сложившуюся на фронте.

Штаб корпуса, являвшийся вместе с тем и штабом участка «Седан», располагался глубоко под землей, на левом берегу Мааса. Сидя здесь, трудно было представить себе, что находишься в каких-нибудь десяти километрах от линии боя. Невысокие своды убежища, обтянутые темной материей, и мягкие ковры скрадывали звуки; рассеянный свет спрятанных за карнизы ламп освещал столы с оперативными картами, ряды телефонов и радиоприборов. На стене поблескивал экран, отражавший ход боя и жизнь всех оборонительных точек участка. Непрерывно поступали донесения и передавались приказания.

Наступление немцев развивалось медленно; однако к вечеру штабу корпуса стало ясно, что противнику удалось прорвать первый пояс УР и достигнуть берегов Мааса в отдельных пунктах между Музоном и Мезьером. Французские резервы были уже израсходованы; для перехода в общую контратаку не хватало сил. В этих условиях командир корпуса принял решение отвести за ночь уцелевшие полевые части за Маас, продолжая борьбу в осажденных долговременных укреплениях. К утру 30 мая на левом берегу Мааса должны были организовать оборону вновь подошедшие части XVII армейского и I колониального корпусов. Остатки III корпуса отводились в армейский резерв; после их отхода долину Мааса предполагалось затопить. Не позднее 6 июня французское командование рассчитывало закончить перегруппировку и перейти в общее контрнаступление.

Однако железобетонный пояс еще далеко не был сокрушен и мог долго сопротивляться противнику, который вклинился в глубину УР. В дальнейшем это привело к изолированной обороне гарнизонов отдельных фортов, пулеметных блиндажей и капониров, уцелевших в тылу немцев и получивших приказ — умереть, но не сдаваться. Огромное большинство выполнило этот приказ. Немцам пришлось ценой больших усилий уничтожать эти очаги внутреннего сопротивления, отвлекая от фронта массу сил. Все средства были пущены ими в ход; и, как это выяснилось теперь, немалую роль в операции против Арденнского УР сыграл испытанный метод фашистов — диверсионно-шпионская деятельность.

Но вернемся к событиям 29 мая. Около 20 часов 30 минут французский штаб узнал о полном прекращении работы телефонной сети УР. Обе центральные станции — основная, расположенная в районе Седана, и дублирующая, отнесенная на левый берег Мааса, — были выведены из строя одновременными взрывами. Теперь из дневника полковника Г. нам известно, что это было сделано немецкими агентами, подготовлявшими взрыв еще задолго до начала войны.

Взрыв дублирующей станции вызвал обрушение поперечного магистрального тоннеля, единственной подземной коммуникации, связывавшей укрепления обоих берегов Мааса на участке «Седан».

В первые минуты после взрывов мы, признаться, растерялись. Надо было срочно передать частям приказ командира корпуса, но телефон и проволочный телеграф бездействовали, а радиосвязь практически оказывалась бесполезной, так как передача французских радиостанций заглушалась мощными немецкими станциями-глушителями, быстро настраивавшимися на наши волны. Передачу при помощи оптической сигнализации, широко развитой в УР, начальник штаба корпуса считал ненадежной, так как часть пунктов приема могла быть захвачена немецкими частями.

В этих условиях оставалось вернуться к основному средству связи эпохи Наполеона — к передаче приказа через ординарцев. Особенно важно было передать приказ командиру 177-го пехотного полка, занимавшего правый сектор и, по данным штаба корпуса, уже находившегося под угрозой окружения. Эта задача была возложена на автора этих строк. Снабженный картами и схемой УР, я около 21 часа поднялся из штаба на поверхность земли.

Звуки боя постепенно утихали; на востоке полыхали зарева пожарищ.

Германская артиллерия методически обстреливала мосты через Маас, впрочем, французы ими не пользовались. Для переправы на укрытых участках левого берега были подготовлены понтоны; с наступлением темноты понтонеры должны были связать оба берега Мааса временными мостами для отходящих частей III корпуса.

Воспользовавшись одним из моторных понтонов, я со своим мотоциклом и водителем быстро переправился на правый берег реки.

Ехать по дороге, загроможденной потоком автомобилей и периодически обстреливаемой дальнобойной артиллерией, было невозможно. Пользуясь схемой укреплений, мы свернули на едва заметную тропинку. Через 2—3 км наш путь преградил почти отвесный стометровый скат скалистой горы, вершина которой венчалась лесом. Звуки боя слышались здесь совсем близко; за горой трещали пулеметы, а левее нас в каких-нибудь 500 м рвались частые очереди шрапнели.

Я остановил мотоцикл и, еще раз справившись со схемой, пошел к утесу, нависшему над обрывом. Здесь меня остановил пикет, потребовавший пропуск; после тщательной проверки документов я был введен через едва заметную расщелину скалы внутрь потерны — узкого бетонированного коридора, шедшего под небольшим уклоном вниз. Первые шагов триста я шел с провожатым в абсолютной темноте, несколько раз поворачивая в разные стороны. Вскоре потерна расширилась, блеснул свет, и мы вышли в широкий железобетонный тоннель, на дне которого блестели рельсы узкоколейной железной дороги. Это был магистральный тоннель второй линии батальонных секций УР, шедший параллельно всему его фронту в 3—4 км от переднего края. В месте соединения с потерной тоннель расширялся, образуя небольшой подземный зал. Здесь находились разъезд узкоколейной дороги, вентиляционная станция и караульное помещение; на запасном пути стояли две мотодрезины. Вход в этот зал оборонялся двумя пулеметными броневыми башнями и, кроме того, мог быть в любую минуту закрыт стальным щитом.

Предъявив начальнику караула свои полномочия, я приказал отвезти себя на дрезине в форт № 17, где был расположен командный пункт 177-го пехотного полка.

Пять минут быстрой езды на дрезине — и я перед стальной дверью форта № 17; после новой проверки документов я поднялся в лифте в командный пункт форта. Здесь меня встретил командир 3-го батальона 177-го полка капитан Бовэ, замещавший командира полка, убитого во время последней контратаки. Я передал капитану приказ командира корпуса и информировал его об общей обстановке на фронте, затем выслушал обстоятельный доклад Бовэ о положении на участке полка. Форты № 9 и 10, составлявшие первую линию обороны полка, были полуразрушены и взяты немцами; никакой связи с ними капитан Бовэ не имел. Форт № 17 занимал центр оборонительного сектора 177-го полка, располагаясь во второй линии долговременных сооружений первого пояса УР. Он состоял из четырех пушечных полукапониров, десяти пулеметных башен, четырех наблюдательных пунктов, поста управления и узла связи. Обслуживающая часть форта включала электрическую и вентиляционную станции, склад боеприпасов, казарму для постоянного гарнизона и резервного батальона и ряд подсобных помещений. Поперек подземной части форта проходила сквозная потерна, соединяющая магистральные тоннели 1-й и 2-й линий. Выходы из потерны закрывались броневыми дверями и оборонялись пулеметными башнями.

На поверхности земли сооружения форта были обнесены проволочными заграждениями, рвами и группами заостренных рельсов, врытыми в землю (надолбы); последнее делало подступы к огневым точкам не доступными для танков.

Схематическое устройство форта № 17, центрального сооружения оборонительного сектора 177-го пехотного полка.

К вечеру 29 мая бомбардировкой германских батарей была разрушена лишь одна пулеметная башня № 237, расположенная на восточном фасе форта. Но, по непонятной причине, гарнизон не покинул башни и не взорвал ее изнутри; это позволило немцам проникнуть в подземный ход сообщения, соединяющий башню № 237 с потерной форта. Правда, броневая дверь, запирающая вход в коридор, была вовремя закрыта, но враг, таким образом, уже ворвался внутрь форта, и вся левая передняя секция его была изолирована.

На поверхности немецкая пехота занимала рубеж примерно в 400 м от огневых точек форта, располагаясь по широкой дуге, готовой сомкнуться в кольцо на западе; следовательно, форт был обложен со всех сторон.

Наступившая темнота прекратила бой, в итоге которого от батальона капитана Бовэ, дважды ходившего в контратаку, осталось меньше половины; всем живым, к счастью, удалось скрыться внутрь форта. После пополнения убыли в постоянном гарнизоне капитан мог располагать всего лишь одной полнокровной резервной ротой; общая численность защитников форта достигала 250 человек. Наличные запасы боевых средств позволяли держаться 2 месяца.

В создавшейся обстановке наша задача заключалась в том, чтобы не допустить проникновения немцев в магистральный тоннель 2-й линии, ибо это неизбежно привело бы к быстрому захвату всего УР. Поэтому я еще раз от имени командира корпуса приказал капитану Бовэ держаться до последнего патрона.

На этом моя миссия офицера связи была, по существу, закончена, мне оставалось вернуться в штаб корпуса. Но судьбе было угодно, чтобы я пережил вместе с защитниками форта все злоключения его осады: в момент, когда я уже садился в дрезину, пришло донесение, что единственный свободный выход в тыл, через который я проник под землю, был атакован немцами и взорван защитниками тоннеля, противнику не удалось проникнуть в магистральный тоннель, но форт оказался полностью изолированным...

День 30 мая прошел в повторных ожесточенных атаках немцев. Помню момент атаки северного фаса форта, защищаемого тремя пулеметными башнями (12 пулеметов) и двумя пушечными полукапонирами (4 орудия). Немецкая пехота ночью подошла вплотную к проволочным заграждениям; саперы расчистили три прохода через надолбы. Из наблюдательной башни я ясно видел в перископ, как метрах в 500 накапливались для атаки немецкие солдаты.

После нескольких неудачных попыток немецкой пехоты появились три тяжелых танка. Они направились к нам через проходы в надолбах. Но наша капонирная артиллерия, заранее пристрелявшая проходы, быстро вывела из строя два танка, третий прошел заграждения и уже приблизился почти вплотную к пулеметной башне № 238, но здесь попал в волчью яму.

В результате боев 30 мая немцам, очевидно, стало ясно, что подобный способ атаки не может дать успеха. В дальнейшем они не пытались уже атаковать на поверхности, но под землей не прекращалась напряженная борьба.

Так прошли два дня, которые осажденные прожили относительно спокойно. В ночь на 2 июня капитану Бовэ доложили о подозрительном шуме в месте соединения сквозной потерны с ходом сообщения, занятым немцами. Я долго прислушивался к глухим звукам, приложив ухо к бетонному полу: под землей шла работа,— немцы, очевидно, вели мину. Немедленно было решено повести контрмину; саперы тут же приступили к работе. Уже к утру был вырыт глубокий колодец, от которого следовало повести галерею в сторону немецких работ, чтобы заложить контрмину под ними. Но, к нашему удивлению, уже в 6 часов утра всякие звуки со стороны противника прекратились; нам оставалось только ждать.

Ждать, впрочем, пришлось не так долго. Около 19 часов 2 июня колоссальный взрыв потряс все внутренние помещения форта. Мы с капитаном Бовэ, к счастью, в этот момент находились в одной из броневых наблюдательных башен. Я говорю, «к счастью», потому что, как оказалось, взрыв одновременно разрушил склад боеприпасов, электростанцию, командный пункт и узел связи форта; если бы мы находились, как обычно, в помещении командного пункта, я не писал бы этих воспоминаний. Мы терялись в догадках, не понимая, как удалось немцам так быстро проникнуть под эти сооружения и столь точно произвести взрыв; лишь в дальнейшем я узнал секрет этой быстроты.

Взрыв прекратил подачу электроэнергии, воды и воздуха в уцелевшие помещения форта, радиостанция вышла из строя, связь с внешним миром окончательно оборвалась. Мы подсчитали наличные силы: оказалось 198 человек, — 50 человек погибло при взрыве... Боеприпасы, имевшиеся при орудиях и пулеметах, обеспечивали нас не более чем на один-два дня боя, таким образом, мы не могли удержаться до 6 июня, когда общее наступление французов выручило бы нас...

В этих условиях оставалось одно: сделать попытку прорваться к своим, чего бы это ни стоило.

Резервным выходом из форта на поверхность земли служила боковая потерна, ответвлявшаяся от сквозной почти в месте ее соединения с магистральным тоннелем 2-й линия. Резервный выход выводил в заросший кустарником глубокий овраг Монтаржи, один из тех оврагов, которыми изобилует северо-восточная часть Франции; район оврага находился, по нашему предположению, в ближнем тылу немцев; от него до фронта, шедшего вдоль правого берега Мааса, было не более 2 км.

О существовании боковой потерны знал один только капитан Бовэ; были все основания считать, что немцы не подозревают о тайном выходе в овраг Монтаржи, иначе они, вероятно, попытались бы воспользоваться им.

План прорыва был выработан быстро, вся подготовка заняла несколько часов. Из оставшихся участников обороны форта была сформирована сводная рота, вооруженная легкими огневыми средствами — ружьями-автоматами, ручными пулеметами и гранатами, ничего лишнего мы решили не брать. Все замки от пулеметов и орудий форта были нами сняты и приведены в негодность.

В час пополуночи 3 июня наша сводная рота во главе с капитаном Бовэ после тридцатиминутного перехода по боковой потерне сосредоточилась в подземной пещере, составлявшей искусственно отделенную часть оврага Монтаржи. Широкие двустворчатые броневые ворота бесшумно открылись от нажима электрической кнопки; снаружи они были так искусно сделаны под цвет и материал скалы, что были совершенно незаметны. Над нашими головами мелькнули звезды. Выслав вперед разведку и охранение, рота в полном молчании потянулась по дну оврага.

Дальнейшие события прекрасно описаны в вышедших недавно мемуарах капитана Бовэ, поэтому я не буду подробно излагать их. Наш план, основанный на внезапности, удался блестяще: в полной темноте, отлично зная местность, капитан Бовэ безошибочно вывел нас к берегу Мааса незамеченными; лишь в последний момент немецкий пикет обнаружил нас, и враг поднял бешеный и беспорядочный огонь. В конечном счете, это только помогло нам, так как с французской стороны поняли, что происходит что-то неожиданное, и стали усиленно освещать весь район ракетами. Только благодаря этому мы были опознаны и не попали под огонь своих. Наша артиллерия быстро открыла ураганный заградительный огонь по немецким окопам и прикрыла нашу переправу вплавь через Маас.

Не всем участникам этой героической вылазки удалось вернуться, но 146 человек, в том числе и храбрый капитан Бовэ, были спасены...

И вот перед нами дневник врага, полковника Г., из которого ясно, почему погиб форт № 17. Предательство — вот секрет частичного прорыва немцами УР. Не будем цитировать хвастливых записей господина Г., — он подробно рассказывает о том, как немецкий агент, прикрывшийся мундиром французского сержанта, командира башни № 237, сдал свою башню, предал ее гарнизон, впустил врага внутрь форта и помог ему организовать взрыв. Оказывается, шпион-сержант отлично изучил расположение канализационной сети форта; проникнув через ход сообщения в канализационную трубу, немцы, руководствуясь указаниями своего агента, заложили мины огромной разрушительной силы в точно определенных местах...

На этом мы кончаем наш очерк. Теперь понятны причины относительно быстрого выхода немцев к берегам Мааса, что в то время так взволновало французское командование и повело к изменению всего плана кампании.

Но чего же достиг наш самоуверенный противник? Арденнский укрепленный район сдержал немцев. Их мощное наступление не привело к ожидаемому успеху, а выигрыш времени позволил французам перегруппироваться и перейти в контрнаступление. Вся операция в Арденнах вылилась в ряд затяжных боев, приведших, в конечном счете, германскую армию к быстрому разложению и революционному взрыву.

Мощные пограничные укрепления Франции, борьба за которые составила лишь один из эпизодов этой жестокой войны, сыграли свою роль. Германские фашисты разбили о них свой медный лоб.

---

1. Генерал граф фон Шлиффен — начальник германского генерального штаба с 1891 по 1905 г. Ему принадлежал знаменитый план вторжения во Францию через Бельгию. Культ идей Шлиффена до последнего времени имеет большое распространение в Германии.
2. Мажино — председатель военной комиссии французской палаты депутатов, а с 1929 г. — военный министр а правительстве Пенлеве. Принимал деятельное участие в создании системы укреплений на франко-германской границе.
3. Арденны — нагорье между реками Рейн и Самбра, на юго-востоке Бельгии и северо-западе Франции. Средняя высоте — 460—660 м, много оврагов и глубоких долин; ⅔ района покрыты густыми лесами.
4. Вогезы — горно-лесистый район на западе Франции, в Эльзасе.
5. Юре — отрог Альп, образующий естественную границу Швейцарии с Францией.
6. Западные Альпы — массив Альп на границе Франции с Италией. Средняя высота — 1,2—2.6 км, отдельные вершины — до 4 км. Господство над перевалами принадлежит Франции.
7. 2 августа 1914 г. — день оккупации германцами герцогства Люксембургского в начале мировой войны 1914—1918 гг.
8. Очевидно, „Люксембург“ — по исходному району, направления главного удара. (Примечание автора.)